Большая Сплетня
Шрифт:
Терехин молча сжимает обеими руками седоватые виски, зависая над столом. Губасова еще ниже склоняется к бумагам. Попик, тайно вздохнув о новой парочке сомиков, рьяно погружается в работу. Разведенки, тихо пошушукавшись, начинают обхаживать новое начальство. Таня несет шефу свежезаваренный чай, Тамара — блюдечко с печеньем.
Так вот как выглядит воплощенная мечта! Так вот какая она — с мерзким душком, с ароматом подобострастной гнильцы, со сладковатым трупным ядом.
— Игорь Сергеевич, — вскакиваю, — бумаги, которые я должна...
— Что ты, Лида! — Снисходительный тон обволакивает
А когда-то мы считались влюбленными. Пусть недолго, пусть только в моем воображении, но ведь это было... Ведь было же!
— Что касается Фирозова, — фыркает Ромшин, — он это заслужил!
Теперь у него появилось свое собственное, безапелляционное мнение. Мое его больше не интересует. Мои советы больше не нужны ему. Мое внимание его обременяет.
— Фирозов — типичный неудачник. Правильно его отправили на пенсию.
— Надеюсь, ты не окажешься неудачником, — замечаю с честным блеском в глазах. С наивностью, маскирующей недоверие и сарказм. С горечью, которую прячет ненавистная усмешка.
— Я — нет, — смеется он. — Никогда!
ОН
Эта стервозная тварь сразу почуяла: мое положение изменилось. Уловила флюиды уверенности, исходящие мощным потоком, отметила насмешливый, бесстрашный блеск глаз, увидела победительную прямизну осанки. Женщины всегда чувствуют такие вещи. А почувствовав, склоняются перед победителем. Они боятся напора, предпочитая обходные пути. Ведь у них рабская психология, поскольку женщина по сути своей всегда добыча и никогда — добытчик. Она всегда — подчиненный и никогда — подчиняющий, она всегда — жертва и никогда — насильник. В ее мозгу заложена виктимная психология, психология жертвы, которая в решительный момент с диктаторской непреложностью твердит ей: «Отойди! Отступи! Сделай шаг назад! Беги что есть мочи!» И она бежит... Удирает во все лопатки — или покорно склоняет выю пред триумфатором-мужчиной.
Это правильно. Сильный всегда должен доминировать над слабым, мужчина — над женщиной, человек — над животным. Против непреложности природных законов не попрешь.
Вот и Эльза (кто донес до нее Большую Сплетню — мне неизвестно)... Она тоже поняла это. И покорилась.
Вызвала меня к себе.
— Фирозов уходит на пенсию, — сообщила сухо. — Назначаю вас исполняющим обязанности начальника отдела.
И лицом к лицу, забралом к забралу встретила мой бестрепетный взор.
— Надеюсь, мы сработаемся, — улыбнулась фальшивой улыбкой.
Но я не собирался работать с ней. Я собирался работать против нее!
Кто бы мог подумать, что еще неделю назад я выл от невозможности придвинуться наверх, строил несбыточные планы, тщетно стараясь обратить на себя высочайшее внимание директрисы... Теперь мне и делать-то ничего не нужно: Большая Сплетня трудится за меня сама. Вкалывает как пчелка, не покладая крыльев! И это только начало...
— Конечно, мы сработаемся, — осклабился я.
— Наш клиент хочет вложить средства в сырье-добывающую промышленность. Что-нибудь нефтяное или газовое...
— Пожалуй, — отвечаю я, лихорадочно соображая, что значат ее слова — это ловушка, предложение о перемирии, просьба о помощи?
— «Стандард Ойл»? — намекает она.
Внутри разгорается шепоток тревожного предчувствия. Откуда она знает?..
— Нет, «Интернефть». Небольшая, но очень симпатичная компания, большие перспективы на рынке...
Железная Леди морщится, как будто я бессовестно обманул ее ожидания.
— Не думаю, — роняет она. — На бумаги «Интернефти» последней серии отмечался повышенный спрос, однако в перспективе специалисты прогнозируют их падение до номинала — у компании возникли трудности с получением лицензии на добычу. Кажется, вы, как начальник аналитического отдела, должны это понимать...
О, я все прекрасно понимаю! Кровавая палаческая краснота заливает мои щеки. Наверное, я выгляжу глупым мальчишкой, которого отчитывает злая воспитательница. Как я ненавижу ее педагогическую надменность!
— В течение трех дней подготовьте свои предложения. — Железная Леди провожает меня долгим изучающим взглядом до самой двери.
При моем появлении в отделе бездельный говорок мгновенно стихает, головы трудолюбиво пригибаются к столам.
— Дорогие мои, — снисходительно оскаливаюсь я, заметив реакцию подчиненных. — Нет нужды всякий раз, когда я вхожу в дверь, демонстрировать служебное рвение.
Однако про себя отмечаю: Попик прячет в стол статью про летучих рыб, Терехин неохотно отлипает от окна, в котором битый час наблюдал за перемещением по тротуару хорошеньких женских ножек. Лилеева захлопывает лежащую перед ней папку с затушеванной надписью. Разведенки прячут в стол глянцевый журнал, который упоенно обсуждали все утро. Губасова прекращает болтать по телефону — трубка, печально цявкнув, укладывается на рычаг.
Казалось бы, все тихо, но я-то знаю: здесь цветут бутоны грядущего переворота, зреют плоды круговой поруки и наливаются ядовитым соком семена грядущего заговора.
Впрочем, у меня есть свои тайные шпионы, агенты влияния. И я не собираюсь их терять...
Между мной и Леди Ди все по-старому. Ни намека на чувство, ни слова про любовь. Если бы я вдруг исчез, она и не вспомнила бы обо мне! Завоеванная вершина оказывается бездонной пропастью, на дне которой корчусь я, жалкий скукоженный червь. И завтра мне предстоит очередное сражение за ту же самую господствующую высоту... В который раз...
Наши разговоры напоминают не нежничанье влюбленных, а стратегическое совещание партнеров, каждый из которых не очень-то доверяет другому.
— Десять тысяч — несуразная цена! — хмурится Дана.
— Ладно, — соглашаюсь я. — Скажу, что ничего не выгорело... И потом, вряд ли Галактионов так уж много знает. Но как раздобыть реестр акционеров без него, я, честно говоря, не представляю...
— Есть один метод, — произносит Дана.
Многое из того, что представляет для меня неодолимую трудность, для нее легче легкого: например, свести меня с ума, растоптать или вознести к вершинам блаженства.
— Вот как? — бегло касаюсь тонких нервных пальцев с легкими морщинками на сгибах.