Большая стрелка
Шрифт:
— Тогда садитесь.
Вика молчала. Но Гурьянов знал, что она взбрыкнет. Она не могла не взбрыкнуть. И когда машина остановилась в людном месте у светофора, она потянулась к ручке и набрала в легкие воздуха, чтобы заорать.
Он был готов к такому повороту событий. И просто притянул ее к себе, обнял и впился губами в ее сладкие губы, тогда пальцы прошлись по ее шее, надавливая на биоактивную пчку. Она обмякла в его руках — конечно, не от избытка чувств, а лишившись на несколько секунд этих самых чувств.
Гурьянов погладил ее по пушистым роскошным
Она начала приходить в себя. А Гурьянов прошептал ей на ухо:
— Не делай глупостей. Тебе же хуже…
Она оттолкнула его в грудь.
— Я тебя брошу. И ты достанешься бандитам или милиции, — снова пригнувшись, на ухо произнес он. — Я тебе плохого не сделаю…
Говорил он, не отпуская ее шеи. Она передернула плечами, стараясь скинуть руку, но он немножко сжал, так что дыхание перехватило.
Тут она угомонилась.
Вышли они из машины, не доезжая до Новокузнецкой, в одном из тихих переулков. Гурьянов сразу же поймал еще тачку, и через несколько минут они были у точки рандеву за Коломенским заповедником.
Вика вытащила из сумочки пачку сигарет. Жадно затянулась. Оглянулась. Место пустынное. Отличное место для встреч.
Влад опоздал на десять минут.
— Пробки, — развел могучими руками, вылезая из машины и с интересом глядя на девушку. Она же кинула на него затравленный взгляд. Оно понятно — внешне Влад весьма походил на бритозатылочного бандита.
— Вот она. Вика, — представил Гурьянов.
— Прекрасное юное создание, — оценил Влад, улыбнувшись открытой улыбкой, которая, впрочем, оптимизма Вике не добавила.
Узнав о происшедшем, он кивнул:
— Интересный компот получается… Прятать тебя, красавца, надо от злобных тварей.
— Кто вы такие? Объясните! — Она дрожащими руками прикурила еще одну сигарету и еще более жадно затянулась.
В общем-то, она владела собой для женщины не так у плохо. Другие в ее положении полностью бы обезумели. А она еще задает вопросы.
— Кто я? — Гурьянов посмотрел на нее внимательно. Я — брат Кости Гурьянова.
Она выронила сигарету из пальцев.
Девяносто третий-девяносто четвертый годы — время дикого передела собственности и самых горячих мафиозных войн, когда кровь лилась, как пиво в пивбаре, и конца-края этому не было видно. Бизнесмены и бандиты гибли один за другим или камнем шли на дно. Оставались на плаву или самые цепкие и живучие, или просто везунчики.
Ахтумск бурлил. Назревал очередной большой конфликт. В городе объявился Боксер — тот самый, который поднял на бунт шестую зону. Несмотря на многочисленные грехи, он вышел досрочно, и Художник понял, что хороший адвокат порой ценнее, чем бригада братвы с автоматами и киллер с оптической винтовкой. Пока Боксер сидел, его спортсменов стали немножко теснить. Выйдя, с привычным неистовством, жестокостью и энергией он начал наводить в Ахтумске свои порядки. А тут как раз подоспел разбор между положением Балабаном
Боксер под горячую руку устроил пару добрых разборов. На улице Ворошилова взорвалась машина с тремя братанами. На Ахтумском валу расстреляли отморозков. И начали внаглую заграбастывать то, что по праву принадлежать им не должно.
Новым смотрящим стал Тимоха — тот самый, который сунул Художнику в руки финку, когда убивали Гогу. Казалось, что это было сто лет назад. Все изменилось. И Художник уже не тот щенок, которого водил с собой на сходянки Зима.
Тимохе Боксер заявил, что деньги в общак платить не собирается, поскольку платит в общак в Ростов, и на хрен ему никто не нужен. А если не нравится, то место для стрелки найти — это нетрудно.
Однажды интересы руднянских и спортсменов пересеклись.
Спор был о том, кто будет держать крышу только что отпоенного продовольственного магазина у железнодорожно вокзала. Хоша считал, что эта точка по праву принадлежит
Боксер лез туда без всяких оснований, просто потому, что взор его упал на этот магазин.
Боксер назначил встречу Хоше и Художнику не где-нибудь в укромном месте, а пригласил в ресторан «У Артура» напротив городского управления внутренних дел это была гарантия, что там стрелять не будут.
Боксер за последние годы сильно изменился — растолстел обрюзг, приобрел еще большее высокомерие, чем раньше. Говорил он с Художником, на Хошу внимания особо не обращая, чем приводил того в бешенство. Трюк это был обычный — разжечь у главарей конкурентов неприязнь друг к другу. Дешево, но обычно срабатывало. Кроме того, Боксер на самом деле считал Художника человеком куда более серьезным, чем Хошу.
— Художник, ты меня плохо знаешь? — осведомился Боксер.
— Нормально.
— Ты понимаешь, что эту точку я вам не отдам никогда. Не из-за бабок — они там далеко не ломовые. А только из принципа.
— Понимаю, — кивнул Художник.
— Тогда какие вопросы, ребята? В общем, с вас штраф пять тысяч зеленью.
— За что это? — опешил Хоша от такой наглости.
— За беспокойство. Чтобы не донимали всякими глупостями.
— Боксер, такой беспредел не пройдет, — воскликнул Хоша.
— А вы готовы воевать, молокососы?
— Не надо словами бросаться, — укоризненно покачал головой Художник. '
— Молодой еще мораль читать… Через неделю счетчик начнет щелкать. Будешь должен не пять, а шесть…
Пришлось ретироваться. И отдавать точку Боксеру.
— Мочить его надо! Мочить! — бешено кричал Хоша, мечась по хате. У него был приступ истерики. — Боксер! С И на зоне сукой был!
— Иди, мочи, — кивнул Художник. — У них — под сто стволов. Много навоюешь?
— А что делать?
— Нужно искать союзников…
Подумали, обсудили, и Хоша отправился к Тимохе с жалобой на наезд.
— Тимоха. Не в деньгах дело, я тебе их отдам, хочешь, на общак? Но не ему же!
— Утрясем, — пообещал Тимоха.