Большая вода
Шрифт:
– Ну, - говорит он, - чтоб и нам, и вам, и всем добрым людям!
– и пьет.
Обед проходит шумно и дружно. Но после обеда младший отзывает старика в сторону и спрашивает:
– Ну как?
– Принес вам развод, - нерешительно говорит старик, - Аль невпопад?
Младший задумывается. Потом говорит!
– Однако давай.
Старик отдает радиограмму из конторы: младшему оставаться на мысе Лемберова, старшему переселяться на зимовье Жданова.
– Это как же?
– вдруг громко произносит
– Отчего же Ивану ехать? Это и я очень просто могу поехать.
Все в избе настороженно затихают.
– Ишь ты!
– криво усмехается младший.
– Ивану лафа какая. Промысел Жданова известный, с нашим не сравнить.
Швыряет телеграмму в лицо старшему и шипит:
– Вперед забежал? Ловкой!
Старший Повойников еще и разобраться ни в чем не успел, а жена его уж вцепилась в Семена, а Семенова баба - в него.
Драка вспыхивает сразу, трещат бабьи кофты, летят табуреты.
– Стойте! Стойте!
– надрывается дядя Терень.
– Люди вы аль не люди?
– : Он кое-как выбирается из драки, хватает мешок и ружье.
– Тьфу!
– плюет на пол и скорее вон.
"Что за люди!
– недоумевает он, оставшись один.
– Тундра широкая, а им тесно..."
Однако некогда размышлять о Повойниковых. Некогда думать. Теперь только смотри да смотри. Лед тончает, забереги стали огромными, что полыньи, тундра топкая, вязкая, под каждым камнем - лужа, реки вскрылись, разлились, трудная дорога, мокрая.
А времени мало!
"Застану ли еще деда Кураша в живых?" - озабоченно думает дядя Терень.
Деда Кураша он застает подле избы. Старик лежит на лавке, греется на солнышке.
– А-а!
– встречает он дядю Тереня.
– Долго ходишь, молодой человек! Бывало, раньше шибче ходил.
– Оно раньше ноги ходчее были, - шутит дядя Терень, - теперь самоходы мои выходились. Надо себе автомобиль заводить.
– Заведи, заведи. Ну, как сходил? Счастливо?
– Ничего. Приедут к тебе, Егор Кузьмич, сыновья. Ты дождись!
– А-а!
– усмехается дед в бороду и не может улыбки скрыть. Приедут-таки, шалопуты. Испужались. А вот возьму да, не дождавшись, помру. А?
– И он смеется своей угрозе.
Дядя Терень начинает выкладывать новости. Сперва государственные, политические.
– Вот в Москве под землей дорогу выстроили, - сообщает он, - называется метро.
Но деда Кураша новости московские не интересуют. Раз и навсегда он ограничил свои интересы делами Арктики. Здесь его изба, его промысел, его дети.
– Ну, как там... какие полеты будут?
– спрашивает он.
"Это про Петрушу вопрос", - отмечает про себя дядя Терень
и рассказывает о полетах.
– А что про зверя слыхать? Как нонче белуха идет, как нерпа, как морж?
"А это про Серегу", - догадывается дядя Терень и рассказывает о зверобойке.
– Так, так, - одобрительно кивает головой дед.
– И о полярных станциях слыхал? Как нынче на Диксоне? Али, например, на Челюскином мысу?
"А это уж про Ваську", - улыбается дядя Терень и рассказывает про Ваську, то бишь - про станцию на Челюскином мысу.
Вот и все новости выложены. Можно и в путь. Дед сердится, что гость уходит так скоро, он понимает - задерживаться ему нельзя.
– Оставил бы я тебя еще на день, - говорит на расставанье старик, - да ноги нонче у тебя не те. Торопись. К большой воде не поспеешь.
Целый день сеется дождь, мелкий, настырный, и когда дядя Терень добирается до избы Жданова, на нем сухой нитки нет.
Жданов встречает его, как всегда, молча, ни о чем не спрашивает, ведет в избу и, пока дядя Терень сбрасывает с себя мокрую одежду, достает из сундука свою и дает старику.
Потом оба садятся к огню и закуривают.
– Я послал, - кратко сообщает дядя Терень: с Ждановым научишься краткости.
– А-а, - равнодушно отзывается Жданов.
– Ответа наказывал не ждать?
– Ну?
– Я и не ждал, - заканчивает дядя Терень и протягивает к огню ноги в шерстяных ждановских чулках.
Оба молчат и курят.
Слышно, как стучит дождь в окно.
– Однако, - говорит дядя Терень, зевая, - однако писулька тебе какая-то пришла...
Лицо Жданова начинает медленно краснеть. Но он ничего не говорит, не торопит дядю Тереня, только трубкой пыхтит, - трубка, как назло, погасла.
Дядя Терень достает из мешка радиограмму и сует Жданову.
"Я получила ваши розы, дорогой друг. Спасибо от всей души.
Часто и тепло вспоминаю нашу встречу в тундре и еще раз вам, как тогда, скажу: хороший вы, правильный человек. Буду рада вас увидеть в Москве, если случится вам быть там. Сердечный привет. Татьяна Логинова".
Жданов долго, очень долго читает радиограмму и вдруг сам начинает рассказывать о Татьяне Логиновой, о том, как встретил ее в прошлом году, пятого июля, в тундре (она геолог), как посчастливилось ему оказать ей услугу, пустячную, а вот помнит, и как думал о ней с тех пор, всю зиму думал, думает и сейчас...
– В Москву поеду. Погляжу на нее. Только погляжу. И ооратно сюда!
– Один вернешься?
– будто невзначай спрашивает дядя Терень.
Жданов бросает на него свирепый взгляд и рычит:
– Один! А ты что думал? Один, черт тебя подери!
В избе Трофимова дядя Терень мешок кладет прямо на стол, вся семья собирается вокруг, и старик торжественно раздает подарки: Митяю - книги, хозяйке - сгущенное молоко в банках и скляночки с лекарствами и присыпками из больницы, Трофимову - хозяйственные мелочи.