Большая волна в Канагаве. Битва самурайских кланов

(от редакции)

В конце XVI – начале XVII века в Японии шли жестокие междоусобные войны. В итоге, князь Токугава Иэясу (послуживший прообразом Князя в данной книге) сумел победить своих соперников и создал великую империю, в которой его потомки правили более

В своей борьбе с непокорными провинциальными князьями он опирался на самураев, сословие воинов, похожее на рыцарское сословие в Европе. У самураев был свой кодекс чести (кодекс Бусидо, от другого названия самураев – буси), основанный на учении буддийской секты Дзэн. Помимо понятий о воинском долге, личной чести, самопожертвовании, благородстве поступков, кодекс Бусидо предписывал самураям особое отношение к жизни и смерти в духе заветов Будды. Кроме того, в правилах Бусидо говорилось о любовной этике самурая, его взаимоотношениях с возлюбленной или женой.

Надо заметить, что благодаря этим правилам поведение самураев во многом превосходило даже лучшие образцы «рыцарского поведения», известные нам по Европе. В данной книге один из главных героев (Такэно, чьим прообразом являлся Такуана, великий фехтовальщик из окружения князя Иэясу) как раз служит примером типичного самурая, преданного своему князю и свято соблюдающему кодекс Бусидо, в том числе в отношениях со своей возлюбленной, а потом женой (Йокой).

В заключение следует упомянуть о средневековой японской литературе. Она отличилась глубокой лиричностью, более всего присущей поэзии. Короткие стихотворения, характерные для нее, полны проникновенных описаний тончайших человеческих чувств и трогательных картин природы. Кстати, любовные ухаживания в Японии начинались с того, что молодой человек отправлял стихи своей любимой девушке, а она ему отвечала тоже стихами. По этим стихотворным посланиям молодые люди составляли мнение о внутреннем мире друг друга.

Таким образом, поэзия занимала огромное место в жизни японцев, что также нашло отражение в данной книге. Ее герои часто используют стихи (преимущественно, японского поэта Мацуо Басе, жившего, правда, несколько позже описываемой эпохи) в своей речи и своих посланиях – и это не прихоть автора, так было на самом деле в средневековой Японии.

Море и суша перемешались в заливе Дракона. Морская вода заполняла большие и малые пространства между скалами и каменистыми отмелями; где-то бурлила, где-то закручивалась водоворотами и разлеталась брызгами, где-то стояла почти неподвижная. Разным был цвет и моря: от белесого с серым оттенком в водоворотах между камнями до фиолетового с синими полосами – на выходе из залива в Океан.

Не менее хаотичным и беспорядочным был вид того, что можно было назвать сушей: из моря вздымались изломанные куски скальной породы; некоторые из них были громадными по высоте и ширине, другие так малы, что из воды торчали лишь острые верхушки камней.

Тут водилось много рыбы и моллюсков, но ловля их была опасным занятием не только из-за особенностей залива Дракона, но и оттого, что

Рыбацкая деревня, приткнувшаяся на крошечном клочке берега под покосившейся горой, много раз уничтожалась яростью Океана, но каждый раз отстраивалась заново, и отсюда уходили в море лодки. А на берегу оставались женщины, дети и старики, которые за своими повседневными занятиями и будничными разговорами скрывали привычный страх ожидания.

В это утро старик Сэн повел Такэно на самую вершину горы, что удивило и рассмешило мальчика – ведь взрослые никогда не ходили туда, взбираться на гору было детским развлечением. Такэно решил про себя, что старик чудит, и в деревне опять будут смеяться над Сэном; но, с другой стороны, мальчик не понимал, почему люди, повзрослев, перестают подниматься на вершину и лишают себя такого удовольствия.

Идти в гору со стариком было весело: Такэно легко прыгал по камням, далеко обгоняя Сэна, потом возвращался к нему, подсказывал, где лучше пройти, и снова убегал вперед. Единственное, что вызывало его досаду, медлительность подъема: Такэно успел бы три раза подняться на гору и спуститься с нее за то время, что они шли со стариком.

Достигнув вершины, Сэн уселся на землю, скрестил ноги и обратил лицо к солнцу, взошедшему над горизонтом. Старик молчал, и мальчику стало скучно. От нечего делать он начал собирать мелкие камешки и кидать их в чахлый куст, чудом выросший на крутом склоне горы.

– Разве это куст не кажется тебе прекрасным? – раздался голос старика.

Такэно живо обернулся к нему.

– Прекрасным? Да что вы, дедушка Сэн! – и спохватившись, что ответил поспешно и невежливо, тут же прибавил:

– Простите, я не понял вашего вопроса, уважаемый дедушка Сэн.

– Если ты не понял его, то я не смогу объяснить тебе. Мои слова дойдут до твоих ушей, но не до твоего сердца. Слышать, понимать, осознавать, предчувствовать – вот четыре ступени познания, из которых ты прошел только две, но даже на второй пока стоишь непрочно.

Деревня у моря

Мальчик снисходительно выслушал эту заумную тираду.

Сэн почмокал губами, вытер слезящиеся от яркого света глаза и сказал:

– Впрочем, многие из взрослых жителей нашей деревни тоже стоят лишь на второй ступени познания, и стоят непрочно… Почему, как ты думаешь, эту бухту назвали заливом Дракона?

– Потому что отсюда, сверху, скалы и камни залива похожи на чешуйчатый гребень спины огромного дракона, – торопливо произнес Такэно заученную фразу.

Сэн саркастически закашлялся.

– Да, да, эти слова повторяют все у нас! Едва ребенок начнет говорить, как он уже твердит о спине огромного дракона, на которую похож этот залив. Запомни, Такэно, затверженные истины подобны крепким глухим стенам: они защищают от опасностей внешнего мира, но они же не дают нам выйти в этот мир.

– Через стену можно перелезть, уважаемый дедушка Сэн, или сделать в ней ворота, – возразил Такэно.