Большая волна в Канагаве. Битва самурайских кланов
Шрифт:
Ясно, что Мицуно понимает опасность положения, в котором он оказался, он же опытный полководец, но вся его ставка на взятие нашей столицы. Захватить столицу, а уж после этого разделаться с теми нашими войсками, что остались у него в тылу, – вот на чем строится его расчет. Но мы надеемся на другое: мы хотим сокрушить его армию здесь, обратить ее в бегство, а затем добить с помощью войск Корэмасы и Митимасы! Однако для этого нам не хватает самой малости – перевеса в силах, и тут-то и заключается тайна, которую я тебе хочу поведать.
Князь сделал знак Такэно, чтобы тот приблизился и зашептал:
–
Такэно изумленно посмотрел на своего повелителя.
Князь усмехнулся:
– Да, Такэно. Ты не ожидал услышать такое, и это хорошо, что не ожидал. Я очень надеюсь, что Мицуно также не придет в голову подобное предположение. Защищать город всего лишь с несколькими отрядами солдат, да с народным ополчением – ведь это безумие, правда? Но только это безумие и способно принести нам победу. Если мы будем стойко сражаться, армия Мицуно завязнет в городе, ее порядки смешаются, а боевой пыл угаснет, и вот тогда в дело вступит пехота господина Канэмасы! Союзники Мицуно, мелкие князьки, не выдержат ее натиска и побегут, как побитые собаки, – тогда и сам Мицуно вынужден будет отступить. Но мы не дадим ему спокойно уйти – как я сказал, мы станем преследовать и бить его, пока не разобьем окончательно… Как тебе наш план, Такэно?
– Он превосходен, мой повелитель! – с восторгом вскричал Такэно.
– Тише, тише! Никто не должен знать, что наших главных сил нет в городе. Ты, Такэно, теперь не покинешь стен замка до самого начала битвы, как и все немногие, кто посвящен в тайну. Это не от недоверия к вам, это необходимая предосторожность… Кстати, что с твоей семьей, все в порядке?
Такэно вздрогнул, но сумел скрыть свое замешательство.
– Все в порядке, мой повелитель, – твердо сказал он.
Капли росы
Столица Радужной долины горела: улицы были похожи на огненные реки, языки пламени с ревом рвались в небо. От невыносимого жара трескались камни и кипела вода в колодцах; со страшным грохотом обрушились колокола в храмах; на бронзовых идолах пузырился металл. Ветер врывался в это огромное адское горнило и еще больше раздувал пламя; было ясно, что скоро ничего не останется здесь, и, тем не менее, люди отчаянно сражались за это пожарище.
Основная часть армии князя Мицуно рвалась к замку, штурмуя его с трех сторон – со стороны города и вброд через обмелевшие реки. Трупы убитых преграждали тут течение воды, и атакующие лезли по этим ужасным плотинам, с каждым новым штурмом устилая их все новыми мертвыми телами. Упорство защитников замка поражало врагов, но оно же и озлобляло их: пленных не брали в этом сражении.
К исходу четвертого дня битвы стало понятно, что близиться ее последний час. Наступательный порыв армии князя Мицуно явно ослабел; еще один-два штурма, и сражение неминуемо должно было остановиться. Господин Канэмаса, в дыму пожара незаметно подошедший со своей пехотой к столице, ждал условленного сигнала – в замке должны были трижды ударить в большой гонг. Но прежде чем подать этот сигнал, защитникам замка предстояло выстоять перед последними ожесточенными атаками войска Мицуно…
Такэно
Такэно велел своим солдатам построиться.
– Вы отлично дрались сегодня, – сказал он им, – а завтра у нас будет решающий бой: враг выдыхается, его силы тают. Мицуно не сумел занять замок и не займет его. Наш повелитель благодарит нас.
Солдаты радостно закричали:
– Он велик и славен!
– Повелитель помнит о нас: он передал мне, что если нам будет очень трудно, из замка подойдет подкрепление. В самом крайнем случае нам разрешено отступить и укрыться в цитадели, но я сказал, что этого не будет. Мы отобьем атаку врага или умрем здесь, на этом рубеже! Я не могу сказать вам всего, но знайте, что если завтра мы выстоим, то Мицуно будет разбит, завтра же будет разбит наголову!.. И хорошо, что реки обмелели, иначе Мицуно вынужден был бы штурмовать замок только по перешейку, и его армия не была бы разделена на три части. А из-за пожара в городе, он отвел бы, чего доброго, большую часть армии назад, за городские ворота…
Солдаты недоуменно смотрели на Такэно, не понимая смысла его слов.
Такэно спохватился:
– Итак, завтра – решающий бой! А сейчас отдыхать: после ужина всем спать, кроме дозорных. Ночью я сам разбужу тех, кто их сменит.
…Проверив караулы, Такэно поднялся на земляную насыпь, которая была сооружена для частокола заставы, и стал вглядываться в зарево бушующего в городе пожара. Сердце Такэно сжимала тоска: он думал о Йоке и сыне. Что с ними, успели они спрятаться в погребе? А если успели, то выдержат ли сидение в нем, да еще когда наверху свирепствует огонь и дым проникает повсюду?
Живы ли они? Узнать этого нельзя, можно полагаться только на свои чувства. Такэно мысленно представил жену и сына, и прислушался к своим ощущениям. Все та же тоска оставалась в сердце, но боли не было. «Они живы», – подумал Такэно. «Да и чего мне беспокоиться, – еще подумалось ему, – разве Йока не права, разве мне и ей не суждено уйти из мира в один и тот же час? Конечно, права, я знаю, я чувствую это. И если я жив, значит, жива и Йока, а если жива Йока, то она не даст в обиду маленького Такэно».
Эти мысли успокоили Такэно, и он стал прикидывать план завтрашнего боя. Было понятно, что Мицуно бросит в сражение все силы, которые у него еще оставались. Нелегко придется защитникам замка, но тяжелее всего будет на заставе – слишком мало осталось здесь солдат. Причем, не было никакой возможности придумать какую-нибудь военную хитрость: справа и слева река, непреодолимая тут, не дает возможности для какого либо передвижения; сзади путь закрыт стенами крепости. Правда, у этой позиции были и свои преимущества, – враг также не мог предпринять ничего неожиданного, ему оставалось лишь атаковать заставу в лоб. Следовательно, нужно было попросту, безо всяких хитростей, удерживать заставу, тем более что еще есть резерв: обещанное князем подкрепление.