Большая волна
Шрифт:
– Прощайте, уважаемый Сэн, и простите, если мы были недостаточно внимательны к вам.
– Мне не за что упрекнуть вас. Прощайте, и да обретут ваши души покой и блаженство, – ответил Сэн с глубоким поклоном и стоял, согнувшись, до тех пор, пока командир не скрылся за деревьями.
Ночь застала Сэна уже на перевале. Отсюда отчетливо было видно зарево пожара у подножья горы, – там, где находилось поместье. Сэн прислушался, пытаясь уловить шум битвы, но до него доносились лишь неясные звуки ночного леса. Потом вдруг откуда-то издалека раздался отчаянный крик оленя, и в лесу все затихло и замерло.
Сэн опустился на теплую, прогретую за день землю, – и лег на бок, положив под голову мешок со своими пожитками. Дальше идти было невозможно: лес окружил старика сплошной непроходимой стеной.
Странная бесчувственность овладела Сэном; раз за разом он шептал одно и то же стихотворение:
Куда же уйтиМне из этого мира?Хотел спрятатьсяДалеко в горах, но иТам слышен крик оленя.Уход из мира представлялся ему простым и легким делом; Сэн завидовал Сотобе, завидовал солдатам, погибшим в поместье, завидовал всем, кто умер. Небытие не страшило его, как не страшил его потусторонний мир, потому что хуже, чем здесь, ничего не могло быть.
Картины прошедшей жизни, одна горше другой, являлись в воспаленном воображении Сэна: страшнее же всего было сознание того, что он не одинок в своих муках: тысячи страждущих и замученных были вместе с ним, и такое горе нельзя было перенести. Его сердце разрывалось, и голова болела невыносимо. Он бормотал, как в бреду:
Об одних скорблю,О других печалюсь, иОтчаялся, какПомочь остальным.…Сэн так и умер бы в этом душном ночном лесу, умер с отвращением к земной жизни, но яркое, спасительное воспоминание пришло к нему – старик вспомнил о тех, кого любил. Такэно, Йока и их маленький сын представились ему, и он встрепенулся, ощутив что нужен им.
Сэн поднялся и пошел через дымный туман к дороге, которая вела в долину по ту сторону горной гряды. Он шел открыто, не таясь, точно зная, что с ним ничего не случится.
На вершине перевала он остановился, чтобы взглянуть на ясное небо, и вдруг на ум ему пришли светлые, возвышенные строки:
Парящих жаворонков выше,Я в небе отдохнуть присел, —На самом гребне перевала.На душе у Сэна стало сладко и горестно, печальная улыбка осветила его лицо…
После полудня, в самый зной Сэн добрался до деревни, жители которой обычно привозили в поместье продовольствие. Деревня была сожжена; около тлеющих остовов домов валялся разный хлам, на пыльной дороге был рассыпан рис, но людей, – ни живых, ни мертвых, – нигде не было видно. «Значит, они успели уйти, – подумал Сэн. – Это хорошо».
Он пошел дальше. Когда Сэн поравнялся с небольшой бамбуковой рощицей на краю поля, он услышал чей-то приглушенный возглас:
– Уважаемый, уважаемый!.. Простите, я не помню, как вас зовут…
Сэн остановился. Из рощицы вышел на дорогу, озираясь по сторонам, перепачканный сажей и грязью старик.
– Вы не узнаете меня? Вы ведь служили садовником в поместье нашего повелителя? А я привозил вам еду. Я староста здешней деревни.
– Да, теперь я узнал вас, – сказал Сэн. – Ваши крестьяне с вами?
– Я никого не видел. Я прячусь в бамбуке со вчерашнего утра. Из города к нам прискакал самурай и сообщил, что началась война и один из вражеских отрядов направляется в княжеское поместье.
– Этот самурай был не Такэно? – перебил старосту Сэн. – Помните, мой воспитанник?
– Нет, это был не он… Мы знали, мы чувствовали, что война начнется, и даже, следуя вашему мудрому совету, собирались выставить дозорных, – но почему нас предупредили так поздно? Мы едва успели взять самое необходимое, почти все наше добро осталось в подарок врагу… Наши крестьяне ушли, а я замешкался: хотелось проверить, не забыли ли в спешке мои жена, дети и внуки чего-нибудь ценного? И тут в деревню ворвались эти изверги; меня ударили по голове, я упал, – а когда пришел в себя, увидел, что вокруг все горит. Я пополз через рисовые поля, по воде и грязи. Меня никто не заметил. Я приполз в эту рощу и теперь прячусь здесь. Я боюсь идти в деревню, вдруг эти звери снова нагрянут туда?
– Вы совершенно правы, уважаемый, – кивнул Сэн. – Они вот-вот вернутся. В княжеском поместье им делать нечего, добычи им там не видать, а дальше продвигаться по безлюдному краю нет смысла. Они пойдут назад в богатые области страны.
– Великие боги, спасите нас от беды! – отчаянно вскричал староста, вздев руки к небесам.
– Тому, у кого все отняли, бояться уже нечего, – строго сказал Сэн, которому почудилось что-то не очень хорошее в поведении старосты. – К тому же, я уверен, что они у вас не задержатся, – что им делать в сожженной деревне? Как только они уедут, вы можете возвращаться безо всякой опаски; можете приняться за восстановление домов. Я уверен, что больше в эти края никто не сунется.
– Спасибо вам, уважаемый, за добрый совет, – поклонился ему староста. – Но позвольте еще спросить вас: а если осада поместья затянется надолго?
Сэн нахмурился.
– Я же сказал, что враги вот-вот вернутся. Поместье уже захвачено. Солдаты князя погибли как герои, до конца выполнив свой долг.
– Но почему никто не защитил нас? – заплакал староста. – Наш повелитель не мог оставить нас на погибель. Где же наша армия?
– Мне известно не больше вашего. Могу лишь повторить то, что вы мне говорили: князю лучше знать, что ему делать, – произнес Сэн.
– Но, великие боги, отчего люди не хотят мирной жизни? Почему они так жестоки? Сколько лет я живу на свете, – и все одно и то же, – сказал староста.
– Почему они жестоки? – собравшийся было уходить Сэн остановился. – От того что жестокость порождается жестокостью. А те, кто порождает ее, не видят света, они бродят во тьме, а тьма рождает чудовищ. Зачем князь Мицуно напал на нас? Чего ему не хватало? Земли, богатства, власти? Все это призраки, не устану это повторять. Он мог бы жить счастливо, возделывая, подобно крестьянину, небольшой надел земли и радуясь величию окружающего мира. Или мог бы заняться искусством, сочинять стихи, – есть ли больший восторг, чем восторг творчества? Да мало ли дел, которые приносят спокойствие и радость, никому не причиняя вреда. Но он отдался призракам, и они превратили его в кровавого вампира. Таких порождений тьмы, пришельцев из ада, много бродит по земле.