Большая Засада
Шрифт:
— Жагунсо грабят лавку сеу Фаду.
Не услышав ответа и даже не озаботившись получением платы, она стремглав выбежала под ливень в чем была. Насквозь промокшая, она пришла под навес на пустыре — никого. Куда они могли пойти? Убежали в болото, как и женщины? Магазин защищать они тоже не пошли — с той стороны не слышалось никакого шума. Она направилась к амбару в надежде встретить хотя бы троих наемников, охранявших сухое какао. Бернарда побежала, подгоняемая ветром; вокруг все было спокойно — так спокойно, что даже страшно.
На шум ее шагов одна из дверей приоткрылась. Глаза Бернарды, привыкшие видеть в темноте, различили ствол ружья.
В амбаре два наемника и погонщик быков стояли на карауле с оружием в руках. Погонщики и помощники, сидя на полу, препирались над партией в ронду: одни держали пари, другие наблюдали, но как-то рассеянно. Все уставились на Бернарду, но никто и рта не раскрыл. Мужчины продолжили игру. Они знали, что девушка пришла не в поисках клиента, — ее и так все хотели, ей не нужно было специально никого завлекать. Вода стекала по ее телу, образуя на полу лужи, комбинация прилипла к коже, обрисовывая груди и живот, ягодицы и бедра. При рассеянном свете керосиновой лампы она казалась видением из другого мира.
— Говорят, жагунсо грабят дом сеу Фаду.
Ответа не последовало. Погонщик хотел было заговорить, но передумал и уставился на нее как завороженный — он ведь никогда не спал с Бернардой!
— Так да или нет?
Отведя взгляд от намокших прелестей дерзкой девицы, погонщик быков кивнул:
— Жанжау Фаншау, Шику Серра и Манезинью — хуже компании не придумаешь.
— Вы что-то сделали?
Наемник, который открыл ей дверь, удивился вопросу, но объяснил все так же спокойно:
— А что мы должны были сделать? Им магазин нужен: пограбят и уберутся восвояси.
Считая наемников, погонщика, пастухов и помощников, их насчитывалось всего девять, четверо из которых были вооружены ружьями, и это помимо ножей и кинжалов.
— Их всего лишь трое, а вас только здесь уже девять…
Она молча шагнула вперед и плюнула на пол:
— Девять мужиков обгадились от страха.
— Ни одна шваль не смеет называть меня трусом… — обиделся другой наемник, до того момента молчавший.
Он пошел к Бернарде, намереваясь съездить ей по ушам, чтобы научить уважению и почтению, но отступил, услыхав предостережение старого Жерину:
— Ты с ума сошел, Зе Педру?
Игроки в ронду на мгновение остановились, но потом снова с облегчением принялись тасовать засаленную колоду карт. Старик, обращаясь к Бернарде, заговорил более мягко. Начальник наемников, которые несли стражу в амбаре, не казался обиженным обвинением проститутки: никто из тех, кто знал его, не мог назвать его трусом. К тому же он не забывал, что болтливая девица принадлежит капитану Натариу. Если бы наемник осмелился что-то сделать, даже сам Господь не спас бы его. Жерину считался ответственным за какао и за людей, служивших под его началом.
— А что мы можем сделать, Бернарда? Скажи мне то, чего я не знаю. Мы к этой заварухе не имеем отношения. Нам платят, чтобы мы охраняли какао полковника, и если они сюда явятся, то это будет уже наша работа. Но только в этом случае.
— Но они грабят магазин и говорят, что схватят женщин и пустят по рукам, одну за другой.
— Мы здесь не для того, чтобы сторожить товары Турка или дырки проституток. А как ты думала? Ты думала, это город? Это глухое местечко с трактиром, четырьмя проститутками, ну и мы тут еще сидим в амбаре полковника — каждый за себя, и Бог за всех. Если хочешь, оставайся здесь, с нами, и ничего не случится.
Он
— Если ты не хочешь остаться, если ты решила помереть из-за Турка, то иди. Но мы отсюда не выйдем. Если они сюда явятся, мы им покажем, где раки зимуют. У нас только одна жизнь и одна смерть.
Ни в ящиках, ни на полках, ни на здоровенных плитах прилавка ничего не было — и где же этот проклятый турок запрятал золотишко? Они разобрали все, вещь за вещью, — утомительная и бесполезная работа. «Ну где-то же оно есть!» — снова заявил Манезинью, которого торопили подельники: пьяному Жанжау не терпелось насладиться задницей негритянки, а Шику Серра жуть как боялся неожиданного нападения погонщиков.
Да где же оно? В мешках с мукой, с фасолью, с кукурузой? Они отворили настежь передние двери и в ярости начали швырять товары наружу, нагромождая их под дождем. Они рассыпали фасоль и кукурузу, рис и муку, тростниковый сахар, разрезали кинжалом кусок сушеного мяса. Чтобы прогнать страх, Шику Серра дал из револьвера очередь по горлышкам бутылок; сидевшие в зарослях проститутки, услышав грохот, описались от ужаса.
Стоя под дождем за хлебным деревом, Педру Цыган и парень из Арсоабы силились что-нибудь разглядеть, но едва различали двигавшиеся в темноте фигуры. Жанжау и Шику Серра громоздили одни продукты на другие, Манезинью вылил на кучу керосин и разжег огонь. Последовала перебранка, послышались громкие угрозы. Жанжау хотел поджечь дом, Манезинью с воплями кинулся на него. Ясное дело — мешок с монетами был там, надежно спрятанный где-нибудь в глубине, главарь банды планировал вскорости вернуться сюда, когда турок вернется из путешествия. Под дулом пистолета Фадул сам приведет их к добыче. Сам все отдаст да еще спасибо скажет.
Жанжау, у которого в голове вместо мозгов было дерьмо, хотел задержаться в селении подольше, чтобы было время отодрать негритянку, но Манезинью даже слушать его не захотел:
— Оставайся, если хочешь, чтобы погонщики тебя убили. Дуй отсюда! — приказал он Шику Серра, который ни о чем другом и не мечтал.
Вдвоем они стремительно выбежали, стреляя в воздух на прощание. Жанжау обвел взглядом окрестности с упрямством полного идиота — как тут увидишь оборванку в такой темноте, даже если сладкая задница и осталась ждать его в эдакую бурю? Наконец он сдался: разрядил оружие в сторону пустыря, где встретил ее, выругался и пришпорил осла что было мочи, спеша догнать подельников. Он снова грязно выругался — ни сокровища, ни задницы негритянки.
Пламя не выдержало проливного дождя и понемногу угасло; ветер разнес сильный запах кукурузы, сахара, жженой фасоли, подгоревшего мяса. Бродяга и сарара вышли из-за хлебного дерева и приблизились. Педру Цыган прошел, не останавливаясь, мимо костра и понесся в дом — кто знает: может, ему повезет больше, чем жагунсо? Он тоже был убежден, что существует несгораемый ящик, полный золотых монет, скопленных Турком, но это не мешок, это сундук. Помощник погонщика, новичок желторотый, не знал об этой байке и удовольствовался тем, что удалось спасти из огня. Вскоре к ним присоединились мужчины из амбара, женщины, вернувшиеся с болота. Они жадно делили то, что осталось после грабежа, и то, что можно было еще вытащить из пламени. Так пропала часть знаменитого состояния Фадула Абдалы, та, которую он не увез на себе, — товары, оставленные в кабачке.