Большая Засада
Шрифт:
Мизаэл огляделся по сторонам, взгляд его переходил с Тисау на Зе Луиша, с кафузу Балбину на белесого Баштиау да Розу, с Гиду на Лупишсиниу, с Жерину на Фадула, с наемников из амбара на погонщиков и приезжих, с Педру Цыгана, стоявшего с гармошкой в руках, на Меренсию, здоровенную и полную негодования, и, наконец, столкнулся с глазами кузнеца:
— Не нужно было его отменять, чтобы не было таких наглых негров, как ты. Не сойти мне с этого место, если я тебе сейчас морду не расквашу — Затем он повернулся к остальным: — Если не хотите стрельбы, то не вмешивайтесь.
Он уже поднес руку к поясу,
— Оставь оружие в покое, сеу Мизаэл, — так ведь тебя зовут? И постарайся поскорее убраться отсюда, пока не поздно. — Он остановил непокорного негра: — Спокойнее, Тисау!
Удерживая руку на кобуре, Мизаэл все еще сомневался:
— И вы полезете в ссору из-за этих страхолюдин?
— Если ты, приятель, хочешь их принудить, то да, полезем. Запомни одну вещь: здесь так — зацепил одного, будешь иметь дело со всеми.
— Вот именно. Даже если вам не нравится, ведите себя прилично, — вмешалась Меренсия, которая так гордилась своим статусом замужней женщины, что не захотела, помнится, жить рядом с проститутками, — это чтобы соблюсти дистанцию, внушить уважение. Она уперла руки в бока и приняла склоку так близко к сердцу, как будто эти несчастные были ее кровными родственницами — кузинами, племянницами, сестрами.
Фадул закончил:
— Такие здесь правила.
И даже если раньше никаких правил не было, после этого случая они точно появились. Любимец женщин, богач и удалец, Мизаэл не мог пойти на попятный:
— А мне начхать на ваши правила, да и на вас тоже.
Он не успел выхватить пистолет — Тисау накинулся на него вместе с Гонимым Духом, который вылез из-под скамейки, где спал под звуки гармошки и поглядывал за друзьями и недругами.
И только тогда заваруха приняла серьезный оборот. Фадул схватил старика Тотонью за рубаху и штаны, поднял кверху и швырнул подальше. Женщины развлекались, разрывая одежонку юного Априжиу. Учитывая, сколько мужчин хотели поучаствовать в деле, это было просто подло. Гиду с трудом сдерживал нетерпение, умоляя Каштора уступить ему Мизаэла, с которым у него были свои счеты, — но Тисау хотелось разобраться в одиночку с хвастливым любимчиком женщин, богачом и удальцом, чтобы он понял, чего стоит наглый негр. Гонимый Дух прыгал вокруг, рыча и кусаясь.
Удирая, старик Тотонью решил обезопасить отступление и выстрелил наугад: никто не догадался отобрать у него оружие — старое короткоствольное ружье. Пуля угодила в голову Котинье.
Тело Котиньи, чахлое тело рахитичной девочки, положили в гамак — его подарил Зе Луиш в лучшие времена, — в котором она работала и спала, и отнесли на примитивное кладбище, где росли дынные и банановые деревья и зрели питанги цвета крови. Всю ночь напролет шел дождь, во время праздника и беспорядков, но к утру кончился и солнце взошло над могилами.
На рассвете несколько мужчин выкопали яму рядом с цветущим деревом-кажу. Глубокая могила была первой, появившейся с той поры, как местечко начало называться Большой Засадой. Они взялись за лопаты и мотыги после отъезда Мизаэла
Когда мужчины стали преследовать его, старик в чем был, то есть голый, оседлал коня Пирапора — быстрого как ветер, если верить похвальбе Мизаэла, — и пустился во весь дух бешеным галопом. Случаются несчастья, шальные пули попадают в грудь или голову, но чаще всего курок спускают от страха, а не из желания убить.
Как бы то ни было, пришлось удовлетвориться трепкой, заданной Мизаэлу и мальчишке Априжиу. Их опустили ниже некуда — тут уж по-другому не скажешь. «Вонючка, свиное рыло», — сказал Жерину, который знавал Мизаэла в других переделках. Стоя на коленях, Мизаэл молил о прощении, чтобы спасти свою жизнь.
Каштор и Лупишсиниу приделали к гамаку длинные бамбуковые шесты и притащили его на собственных плечах. В процессии перемешивались смех и слезы, усопшую поминали добром, не вспоминали колкости и дурное настроение, хвалили за храбрость, искренность, сладости из жака, банановые кружочки и наливку из женипапу. На кладбище шли тихо, Тисау вспоминал подробности разговоров, монастырь в Сан-Криштовау, церковное вино, большой колокол и доброго брату Нуну, любителя милых девчушек. Он улыбнулся воспоминаниям, а когда тело опустили в могилу, спросил:
— Кто-нибудь может прочитать молитву? Она жила в монастыре, почти постриглась. Надо бы помолиться за нее.
Они попытались, и не один раз, но никто не знал молитву от начала до конца, даже коротенькую «Аве Мария». Меренсия простила грешницу, как то предписывает милосердие, но не до такой степени, чтобы явиться на кладбище. Но даже так душа Котиньи не поднялась на небеса — если, конечно, существуют небеса для проституток, — без ключа, без молитвы, которая открыла бы ей врата.
Могучий голос Фадула Абдалы затянул отрывки из «Отче наш» и «Богородице Дево, радуйся». Мальчишкой он помогал своему дяде-священнику во время богослужения в ливанской деревне. Он молился по-арабски истово и с чувством, приятно было слушать его, аж слезу вышибало. Эпифания не сдержалась и начала всхлипывать.
Как только они вернулись, солнце исчезло. Зима снова вступила в свои права.
Эпифания не стала ждать конца зимы, чтобы переехать. Она отпраздновала Сан-Жуау и Сан-Педру и сказала тем, кто захотел слушать, что никогда так не веселилась.
В ночь Сан-Жуау перед хижинами загорелось множество костров; соседи ходили друг к другу в гости. Пустырь сверкал от фейерверков, ползучих хлопушек, ракет, бомбочек, звездочек, разноцветных шутих: синих, зеленых, красных, розовых — таких красивых! Ели до отвала и пили вволю, и проститутки признались с восторгом: никто так не танцует кадриль, как Каштор Абдуим, — негр-то был специалист по всякой иностранщине. Эпифания прыгала через костер вместе с Зулейкой — та стала ей кумой.
Кульминационным моментом стал запуск воздушного шара — сюрприз для всех, кроме Тисау и Короки. Шел мелкий дождик, шар накачали дымом у самого большого костра, на пустыре, где все собрались. Зажгли фитиль, шар поднялся в небо и затерялся. Перед тем как исчезнуть, он смешался с немногочисленными тусклыми звездами — ложная звезда была самой красивой.