Большая жемчужина
Шрифт:
Отлично!
Белый считал разговор оконченным, но ошибся. Минданаец не спешил.
А что мне придётся снимать, мистер Берти? — спросил он.
Выйдем в море на катере. Я буду ловить черепаху этой… знаешь… как её… прилипалой, а ты будешь снимать. От начала до конца. Очень интересные кадры получатся. Ничего подобного никто не снимал. И, главное, без черномазых. Я ловлю, ты снимаешь. Здорово придумано, а?
Минданаец покачал головой и поднял глаза к звёздам, выражая этим своё восхищение американцем, затем неожиданно сказал:
Только
Почему? — опешил белый..
Очень жаль, мистер Берти, но времени нет. Мне торговать надо. Совсем плохо торговля идёт. Копры мало, орехов мало, черепаховых панцирей мало… Чрезвычайно неудачный рейс.
Минданаец сокрушённо вздохнул.
Пассажир торговой шхуны знал, что означают эти вздохи. Когда минданаец вздыхает и ссылается на неудачный рейс, значит, предстоит разговор о деньгах. Так уже было за время плавания не один раз. Не желая долгих разговоров, американец прямо спросил:
Говори, сколько?
Вы меня оскорбляете, мистер Берти. — Торговец прижал сухую маленькую руку к тому месту, где бьётся сердце. — Для меня большая честь…
Сколько? — нетерпеливо перебил американец.
Вы понимаете, день пропадёт… Шхуна без пользы стоять будет…
Пятьдесят долларов, — изрёк господин Деньги.
Сто, мистер Берти…
Семьдесят, и ни цента больше.
На этом договорились. Американец пошёл досыпать на свой гамак, а минданаец, дивясь неумению белого торговаться, свернулся на циновке. Смешные эти богачи. И глупые. Совсем не знают цены деньгам. Он даже за десять долларов согласился бы принять участие в затее пассажира.
ТАК НАЧИНАЕТСЯ ЛЕНТА
Господин Деньги договаривался об охоте с минданайцем и совсем не принимал в расчёт Нкуэнга. У него ни на секунду не возникало сомнений, что туземец сделает так, как захочет он, мистер Берти.
Однако Нкуэнг думал о себе, думал о Большой Жемчужине, но не думал о белом.
И это господина Деньги вывело из себя.
Впрочем, не станем забегать вперёд. Расскажем все по порядку.
Рано утром, лишь только солнце поднялось, американец вместе с минданайским купцом подошёл на катере к острову. Катер пристал к берегу рядом с полузатопленной лодкой-садком. Нкуэнг находился здесь и поздоровался с белым, когда тот сошёл на песок.
Белый в ответ кивнул головой, подошёл к садку, посмотрел, как плещется и играет в воде только что позавтракавшая, сытая, довольная Большая Жемчужина.
— Внимание! — сказал господин Деньги минданайцу и стал его учить, как обращаться с киноаппаратом. — Ты направляешь аппарат на лодку, — говорил он, — смотришь в это стёклышко и нажимаешь на кнопку. Я в это время наклоняюсь и разглядываю охотничью рыбу. Ты меня снимаешь. Постарайся, чтобы рыба тоже попала в кадр. Со снятых тобою кадров начнётся лента. Эта часть будет называться: «Я готовлюсь к выходу в море».
Приезжий наклонился над садком, нахмурился, сделал сосредоточенное лицо. Аппарат в руках минданайца деловито зажужжал.
Нкуэнг спокойно прислушивался к жужжанию узкой коробочки со стёклышками, рычажками, кнопками.
«Что-то белый очень рано поднялся сегодня, — подумал он. — Чего ему не спится?»
И больше о белом не захотел думать. У него были свои дела. Он наматывал на руку тонкую длинную верёвку. Ему сейчас надо набросить петлю на Большую Жемчужину.
Аппарат жужжал минуту или полторы. Потом белый, крикнув минданайцу «Стоп!», выпрямился. Он был доволен. Начало сделано. Первые кадры сняты. Дальше пойдут съёмки на охоте.
Но перед этим надо будет договориться о рыбе-прилипале. Островитянин, конечно, не станет артачиться. Долларом меньше, долларом больше — и дело будет сделано.
ГОСПОДИН ДЕНЬГИ ВЕДЁТ РАЗГОВОР
— Передай, — сказал американец Чуонгу, — что я хочу поохотиться сегодня с его прилипалой. Вечером рыбу верну. И заплачу сколько надо. Не прогадает.
Минданаец перевёл. Нкуэнг отрицательно покачал головой и произнёс несколько фраз.
Что он говорит? — нетерпеливо спросил господин Деньги.
— Он говорит, что не отдаст рыбу, — объяснил Чуонг. — Он говорит, что с прилипалой надо уметь обращаться. Он говорит, что человек, который не умеет ловить черепах с прилипалой, только загубит рыбу. Рыба слабая, а черепаха тяжёлая и сопротивляется. Рыбу можно разорвать, когда её тянешь вместе с черепахой.
Пусть не беспокоится, — сказал господин Деньги. — Если с прилипалой что-нибудь случится, я заплачу.
Он говорит, что ничего не хочет, — nepeвел торговец ответ Нкуэнга.
Почему?
Нкуэнг без перевода понял: белый спрашивает. Он хочет знать, почему ему было сказано «нет».
— Это Большая Жемчужина, — стал объяснять охотник, показывая на рыбу в садке. — Она мне друг, всему моему дому друг. Она нас кормит. Она знает только меня. Она меня понимает, и я её понимаю. Я ее никому не отдам.
Минданаец перевёл.
«Здешние черномазые вовсе не так просты, как кажутся, — подумал про себя американец. — Этот, например, довольно ловко набивает цену. Похоже, что придется раскошелиться».
Пока шёл разговор, к Нкуэнгу подошла Руайя. Девочка принесла завтрак — с десяток печёных бананов, завернутых в банановый лист. С таким завтраком охотник уходит в море на целый день.
ЗЕРКАЛЬЦЕ
Господин Деньги взглянул на Руайю, не узнал в ней той, которая вчера испортила ему съёмку, но зато вспомнил, глядя на неё, старое, испытанное правило торговцев своей страны: оказывая внимание детям, располагать к себе родителей.