Больше чем любовь(другой перевод)
Шрифт:
— О! Отличная идея, — сказал Ричард. — Никогда не приходило в голову. Уверен, что ей понравится. Марион собралась подарить ей меховое манто… Поэтому мы не купим одно и то же.
Я сразу же упала духом. Радостное выражение тут же слетело с моего лица, но я старалась не показать это Ричарду, так как не хотела его огорчать. Но моя глупая игра в «мать Роберты» тут же закончилась. Марион была ее настоящей матерью, а не я.
Но я продолжала веселиться и шутить весь вечер. Ричард повел меня в кино, затем мы зашли поужинать в ресторан, а потом отправились в мою маленькую квартирку. Мы устроились в гостиной и стали пить чай, а Джон
— О, как бы мне хотелось быть с тобой двадцать пятого и именно тогда подарить тебе это, дорогая, — проговорил он.
Я почувствовала, как мои глаза защипало от слез. Мое приподнятое настроение сменилось на подавленное. Давала о себе знать обычная рождественская депрессия. Но я устроила настоящее представление под названием «энтузиазм и благодарность». Ричард не должен был ничего заметить и понять. На этот раз он купил для меня пару брошек с аквамарином и бриллиантом, чтобы я могла носить их с аквамариновым кольцом, которое он подарил мне раньше. Я подошла к зеркалу и приколола брошки, они чудесно смотрелись на моем темно-синем платье. В порыве нежности я бросилась к Ричарду и уткнулась лицом ему в грудь.
— Я люблю тебя, — горячо заговорила я, затем вдруг замолчала, боясь расплакаться от прилива чувств. Я знала, что не расстанусь с этими брошками теперь, даже когда буду мыть полы и убираться в квартире перед Рождеством, потому что эти вещи давали мне ощущение, что Ричард со мной рядом. О, Ричард, каждое расставание с тобой напоминает маленькую смерть.
На следующий день он ушел от меня очень рано, чтобы успеть встретить Роберту из школы — она приезжала на утреннем поезде. Я стояла у окна и смотрела, как он садится в такси. У меня защемило сердце — это ощущение было знакомо мне еще с монастыря. Оно появлялось у меня, когда я вот так же стояла у окна и глядела на тех счастливиц, которых по выходным и на праздники забирали родственники. Они шли по двору веселые, нарядные, в предвкушении радостной встречи. Мне же оставалось лишь долгое одинокое Рождество.
Непросто было жить вот таким образом с Ричардом. Слишком много боли и отчаяния. Но я сама выбрала этот путь. Рождество я встретила вместе с Джоном. Котлета с овощами для меня и мясные кусочки в соусе со специальной косточкой для него.
Так или иначе, но эти рождественские праздники наконец прошли. Я с радостью приступила к работе, когда Кайя-Мартин снова вернулся в клинику. Он спросил меня:
— Как Рождество? Весело было?
— О, все великолепно, отлично… — с радостной улыбкой ответила я, с содроганием вспоминая долгие унылые часы, которые провела вместе с Джоном.
Я не видела Ричарда целых десять дней. Лишь однажды за все это время он забежал ко мне, чтобы обнять и сказать, как сильно он скучает по мне. Но тут же он извинился и сообщил, что прямо сейчас уезжает, так как ведет дочь на «Питера Пэна», а затем вместе с ней едет к Уэйлингам.
Я снова почувствовала боль… Пройдет еще несколько дней, прежде чем мы сможем увидеться снова.
Он задавал и задавал мне вопросы о том, как я провела Рождество в Брайтоне. Сначала я пыталась нарисовать веселую и радужную картинку, но в конце концов не выдержала и призналась в том, что я на самом деле делала на праздники. Слишком трудно было громоздить одну ложь на другую. Когда Ричард узнал правду, то испуганно воскликнул:
— Но, дорогая, ты хочешь сказать, что все Рождество просидела одна в квартире с Джоном!
— О, не волнуйся так, — весело сказала я. — Мы с Джоном положили друг другу подарки в чулки.
Ричард продолжал с ужасом смотреть на меня. Я видела, как сильно он огорчен. И еще он испытывал чувство вины за то, что он как раз получил большое удовольствие от праздника в кругу своей семьи, от присутствия рядом любимой дочери и украшенного к Рождеству уютного Ракесли. Но я тут же постаралась отвлечь его разговорами от мрачных мыслей. Мне не хотелось видеть в его глазах сочувствие и сожаление.
Ричард снял пальто, шляпу и обнял меня. Пригладил рукой мои волосы.
— О, дорогая, в такие минуты я чувствую себя настоящим чудовищем, потому что позволяю тебе вести такую жизнь… Я не заслуживаю твоей любви.
— Любят не потому, что кто-то чего-то заслуживает или нет. Ты страдал в жизни, ты знаешь, что это такое, и именно поэтому мы понимаем и щадим друг друга.
— Ты очень добра ко мне, — проговорил он с чувством. — Я знаю только то, что люблю тебя всем сердцем, всей душой, Роза-Линда. Но ни один мужчина не заслуживает такого отношения. Ведь у меня есть Берта, она так много значит для меня… А у тебя никого. Поэтому получается, что я беру больше, чем могу дать тебе.
— И что? — переспросила я, чувствуя, как быстро забилось мое сердце.
Он озадаченно потряс головой:
— Я не знаю, дорогая, но она верит в меня. Я для нее что-то вроде Бога.
— И для меня тоже, — быстро проговорила я. — Но я не против того, чтобы разделить своего Бога с ней. Я уверена, что когда она станет взрослой, то очень хорошо поймет все; поймет, чего не давала тебе ее мать. Она не станет упрекать тебя в том, что ты мне отдавал такую малость.
Никогда раньше я не позволяла себе так откровенно высказываться о Марион, и сейчас я видела, как шокировали Ричарда мои слова. Прошло несколько долгих минут, прежде чем Ричард наконец проговорил:
— Возможно, мне не стоит тебе признаваться в этом, но тем не менее думаю, ты должна знать… Я настолько тебя люблю, что позволяю тебе говорить о Марион все, что ты считаешь нужным. Я понимаю, что ты чувствуешь по отношению к Берте. И я начинаю сам испытывать к ним какое-то непонятное раздражение, потому что они отнимают у тебя то, что должна получать только ты. Я чувствую, как отдаляюсь от Берты. Я слишком боюсь потерять твою любовь.
Он повернулся и странно посмотрел на меня. В его глазах я видела отчаяние, грусть и еще что-то непонятное, что даже немного пугало меня. Я поспешила его успокоить:
— Не беспокойся обо мне. И пойми, не нужно волноваться и из-за Берты. Она ничего не знает и, возможно, никогда ничего и не узнает о нас.
Вздохнув, я сказала себе: «Осторожнее, Розалинда. Постарайся спокойнее ко всему относиться! Ты всегда знала о существовавшем барьере. И его невозможно преодолеть, а если ты будешь пытаться это сделать, то только разрушишь свое такое хрупкое счастье. Он дает тебе все, что может. И ты вряд ли захочешь, чтобы он покинул своего ребенка и стал несчастным. Даже если он предложит тебе это, ты никогда не согласишься на эту жертву. Ты не захочешь нести ответственность за чужое несчастье. Но даже если ты и примешь это, если ты сможешь жить с мужчиной, который оставил своего ребенка, то должна знать, что позже он будет тебя ненавидеть за это, он никогда не простит этого ни тебе, ни себе».