Больше чем люди
Шрифт:
– Гип! Гип, мои руки...
Он еще сильнее сжал их, потряс Джейни.
– Ты знаешь? Все знаешь обо мне?
– Отпусти. Пожалуйста, отпусти. О, Гип, ты не понимаешь, что делаешь!
Он швырнул ее на кровать. Она подобрала ноги, повернулась набок, приподнялась на локте и сквозь слезы, невероятные слезы, слезы, которые не могут принадлежать той Джейни, которую он знает, посмотрела на него. Потерла больное место, расправила руку.
– Ты не понимаешь, что ты...
– Она подавилась. Потом стихла, тяжело дыша, посылала сквозь эти
Он медленно склонился к ней.
– Ах, Джейни, Джейни.
Губы ее дернулись. Вряд ли это можно было принять за улыбку, хотя она хотела улыбнуться.
– Все в порядке, - выдохнула она.
Джейни опустила голову на подушку и закрыла глаза. Гип сел на пол, скрестив ноги, положил руки на кровать и опустил на них подбородок.
Она с закрытыми глазами сказала:
– Я понимаю, Гип, понимаю. Я хочу помочь, хочу продолжать помогать.
– Нет, - ответил он, не горько, но из глубин чувства, похожего на горе.
Он понял - может, по ее дыханию, - что снова вызвал ее слезы. И сказал:
– Ты знаешь обо мне. Ты знаешь все, что я ищу.
– Прозвучало как обвинение, и он сразу об этом пожалел. Он хотел только выразить свою мысль. Но не нашел другого способа.
– Правда?
Она, не открывая глаз, кивнула.
– Ну, тогда...
Он тяжело встал и вернулся в кресло. "Когда ей что-то от меня нужно, - зло подумал он, - она просто сидит и ждет ". Сев, он посмотрел на нее. Джейни не шевелилась. Он сделал сознательное усилие и устранил горечь из мыслей, оставил только удовлетворенность. И ждал.
Она вздохнула и села. При виде ее растрепанных волос и покрасневших щек он ощутил порыв нежности. Но сурово подавил его.
Джейни сказала:
– Тебе придется поверить мне на слово. Ты должен доверять мне, Гип.
Он медленно покачал головой. Она опустила глаза, свели руки. Подняла одну, поднесла запястье к глазу. И сказала:
– Этот кусок трубы.
Труба лежала на полу, где он ее оставил. Гип подобрал ее.
– При чем тут она?
– Когда ты впервые вспомнил, что она была у тебя раньше.., вспомнил, что она твоя? Он задумался.
– В доме. Когда я пошел к дому, чтобы спросить.
– Нет, - сказала она.
– Я не об этом. После твоей болезни.
– О!
– Он на мгновение зажмурился, вспоминая.
– Витрина. Когда я вспомнил, что разбил витрину. Я вспомнил это и тогда.., о!
– неожиданно оборвал он себя.
– Ты вложила ее мне в руку.
– Верно. И восемь дней продолжала вкладывать. Однажды положила тебе в ботинок. Потом на тарелку. В миску для супа. Однажды вставила в нее твою зубную щетку. Каждый день, по несколько раз в день.., в течение восьми дней, Гип!
– Я не..
– Ты не понимаешь! О, я тебя не виню.
– Я не это хотел сказать. Я хотел сказать: я тебе не верю.
Наконец она посмотрела на него; и тут он понял, как редко он оставался без ее взгляда на своем
– Правда, - напряженно сказала она.
– Правда, Гип. Так нужно было.
Он неохотно кивнул.
– Ну, ладно. Так нужно было. Но какое это имеет отношение...
– Подожди, - попросила она.
– Ты поймешь... Каждый раз, прикасаясь к трубе, ты отказывался признавать ее существование. Ты выпускал ее из руки и не смотрел, как она падает на пол. Наступал на нее босой ногой и даже не чувствовал. Однажды она оказалась в твоей еде, Гип; ты подобрал ее вилкой, как фасоль, положил конец в рот, потом выплюнул; ты даже не понял, что она у тебя в тарелке.
– Бл...
– начал он с усилием и закончил:
– блок. Так называл это Бромфилд.
– Кто школ Бромфилд? Но тут же забыл об этом. Заговорила Джейни.
– Верно. Теперь слушай внимательно. Когда наступает время исчезнуть блоку, он исчезает. И вот ты стоял с куском трубы в руке и знал, что он реален. Но до того, как ты сам это осознал, я ничем не могла тебе помочь.
Он подумал.
– Ну.., и как же это случилось?
– Ты вернулся.
– К магазину, к разбитой витрине?
– Да, - ответила она и сразу продолжила:
– Нет. Я хотела сказать другое. Ты пришел в себя в этой комнате и ты.., ну, ты сам сказал: мир стал для тебя больше, он вместил в себя и эту комнату, потом улицу, потом весь город. Но то же самое происходило и с твоей памятью. Твоя память росла: сначала она включила вчера, потом последнюю неделю, потом тюрьму, а потом то, что привело тебя в тюрьму. Теперь посмотри: сейчас эта труба означает для тебя что-то важное, что-то очень важное. Но раньше труба ничего для тебя не значила. Ничего не значила, пока твоя память не ушла достаточно назад. И тут труба снова стала реальной.
– О, - сказал он. Она опустила глаза.
– Я знала о трубе. Я могла объяснить тебе. Я все старалась привлечь к ней твое внимание, но ты не мог ее увидеть, пока не был готов. Ну, хорошо, я многое знаю о тебе. Но разве ты не понимаешь: если бы я тебе рассказала, ты не смог бы меня услышать ?
Он покачал головой - не отрицая, а ошеломленно. И сказал:
– Но я больше - не болен!
И прочел ответ в выражении ее лица. Негромко переспросил:
– Не болен?
– И тут в нем вспыхнул гнев.
– Послушай, - прорычал он, неужели я неожиданно оглохну, если ты расскажешь мне, какую школу я кончил?
– Конечно, нет, - нетерпеливо ответила она.
– Просто для тебя это не будет иметь смысла. Никакого отношения к тебе.
– Она сосредоточенно прикусила губу.
– Вот, например. Ты несколько раз упоминал Бромфилда.
– Кого? Бромфилда? Ничего подобного. Она пристально посмотрела на него.
– Гип, упоминал. Не дальше как десять минут назад.
– Правда?
– Он задумался. Думал долго и напряженно. Потом широко раскрыл глаза.
– Клянусь Господом, упоминал!
– Хорошо. Так кто он? Какое имеет к тебе отношение?