Больше чем страсть

Линден Кэролайн

Он не будет нищим поклонником!

– Мне нужно ехать в Бристоль, – внезапно сказал Вейн, поднявшись на ноги.

Брови миссис Джонс удивленно приподнялись, но затем ее лицо просветлело:

– О, неужели в письме есть и хорошие новости?

– Да. – Себастьян печально улыбнулся. – Иногда хорошие новости приходят по пятам печальных.

– Ну, если кто и нуждается в хороших новостях, то это вы, сэр, – отозвалась она сердечным тоном. – И неважно, по чьим пятам они пришли. Пойду, скажу мистеру Джонсу, чтобы он принес саквояж и позаботился о найме кареты.

Себастьян

поднялся наверх, чтобы упаковать вещи, но помедлил у дверей своей спальни. После войны, когда его изувеченная нога болела так сильно, что каждый шаг давался с трудом, он перебрался в комнату, ближайшую к лестнице. Он остался там, когда нога зажила, поскольку так было проще наблюдать за отцом, который однажды ночью попытался ускользнуть из дома с молотком и порохом, бормоча о блестящем плане устроить разряд молнии в конюшне.

Вейн посмотрел в глубь коридора, где располагалась просторная комната прежнего хозяина дома и смежная спальня, когда-то принадлежавшая матери Себастьяна. Там было сумрачно и тихо. Двери не открывались годами, а окна наверняка заросли слоем грязи.

Охваченный странным чувством, Себастьян медленно двинулся по коридору. В тишине его трость, казалось, постукивала громче, чем обычно. У отцовской спальни он снова помедлил, затем осторожно приоткрыл дверь.

Лучшая мебель была продана, а остальное выглядело сиротливо и убого. Ковры исчезли, убранные подальше, чтобы их не повредили мыши и моль. Окна без штор были мутными от грязи, но пропускали яркие лучи полуденного солнца, лившиеся сквозь решетку, которую до сих пор не сняли. Себастьян глубоко вздохнул, уловив слабый запах камфары. Отец страдал от воспаления легких, перед тем как уйти, и миссис Джонс щедро использовала камфару, чтобы облегчить его дыхание. На мгновение Себастьян снова ощутил боль, с которой наблюдал, как угасает отец, сожаление, что приходится ограничивать его свободу, и стыд от мысли, посещавшей его в минуты слабости, что судьба Майкла Вейна была бы к нему милосерднее, если бы он умер.

Себастьян пересек комнату и открыл дверь в спальню матери, соседнюю с отцовской. Она скончалась, когда он был совсем маленьким, и отец использовал эту комнату как личный кабинет. Комната Элинор Вейн выглядела такой же заброшенной, как ему запомнилось, лишенная даже мебели. Только обои на стене указывали, что здесь когда-то жила женщина. По бледно-голубому фону вились изящные гирлянды из виноградных листьев и цветов, и, приглядевшись, можно было рассмотреть под некоторыми гирляндами миниатюрные фигурки на качелях, застигнутые навеки в мгновение безыскусной радости. Это было крохотное свидетельство того, что когда-то в Монтроуз-Хилле царили любовь и счастье, и почему-то тот факт, что оно уцелело, казалось, намекал, что эти чувства снова возродятся здесь.

И Себастьян впервые подумал о том, чтобы привести в Монтроуз-Хилл молодую жену.

Абигайль подняла глаза, услышав приближающийся шум, и удивленно улыбнулась.

– Борис! – Она отложила книгу и почесала собаку за ушами, с надеждой глядя на тропинку, по которой та прибежала. – Ты же не один гуляешь, правда, дружок?

– Не один, – отозвался Себастьян, появившись из-за деревьев. – Хотя, даже если бы он был один, я стал бы искать его именно здесь.

– Здесь? – Абигайль усмехнулась, сунув руку в свою корзинку, чтобы достать угощение для собаки, которая тут же села и выжидающе уставилась на нее. – Неужели я разыскала в лесу его любимое место?

– Его любимое место у ваших ног, – сухо отозвался Себастьян. – Он ваш преданный слуга.

– Еще бы! У меня всегда есть чем его подкупить, – сказала Абигайль, скормив Борису кусочек сыра. – Интересно, как тебе понравится колбаса?

– Не надо, – поспешно сказал его хозяин. Он остановился перед ней, глядя на свою собаку, которая дожевывала сыр, не сводя глаз с Абигайль. – Он откажется возвращаться домой, если вы угостите его колбасой.

– Ну, его просто не пустят в Харт-Хаус, где повелевает Майло. Тебе бы это совсем не понравилось, – сказала она, обращаясь к Борису. – Он ужасно противный, этот Майло!

Себастьян только усмехнулся, и сердце Абигайль на миг остановилось.

– Вы выглядите сегодня счастливым, – импульсивно сказала она. – Это вам идет.

Вейн склонил голову набок, глядя на нее без намека на сдержанность, которая обычно была ему свойственна. И хотя эта черта характера мистера Вейна всегда интриговала Абигайль, она вдруг осознала, что когда он доволен, то нравится ей еще больше.

– Пожалуй, – сказал он.

– О… – Абигайль приподняла брови. – И что бы это значило?

– Я получил кое-какие известия.

– Хорошие, надеюсь, – подсказала она, не дождавшись продолжения.

– Пока не знаю, но в связи с этим мне придется на несколько дней уехать.

– Понятно, – промолвила Абигайль. – Надеюсь, все обернется к лучшему…

Себастьян пожал плечами:

– Это связано с одним человеком, которого я едва знал. Но мне хотелось увидеться с вами перед отъездом, и Борису, похоже, тоже. – Он слегка подтолкнул собаку ногой, но та не двинулась с места, лежа у ног Абигайль.

– Он поедет с вами?

– Нет. Я скажу миссис Джонс, чтобы выпускала его погулять. Возможно, он снова разыщет вас.

– Вы успеете вернуться, чтобы принять участие в прогулке на яхте, которую устраивает мама? – По выражению его лица Абигайль догадалась, каков будет ответ, и постаралась не расстраиваться. Ничего не поделаешь, если обстоятельства требуют его отсутствия.

– К сожалению, нет. Я пошлю миссис Уэстон записку с извинениями. – Вейн сел на бревно рядом с Абигайль, но так, чтобы не касаться ее.

– Она будет очень огорчена. – Абигайль отломила еще кусочек сыра для Бориса. Тот осторожно выхватил угощение из ее пальцев, проглотил, а затем положил свою большую голову ей на колени, устремив полный обожания взгляд на предмет своей новой привязанности. – И далеко вы собрались?

– В Бристоль.

Абигайль сдвинула брови. По меньшей мере, два дня пути!

– Когда вы уезжаете?

– Послезавтра. Давненько я не путешествовал. – Себастьян вытянул левую ногу и ненадолго задумался, глядя на нее. – Если подумать, то ни разу, с тех пор как вернулся домой в повозке мельника.