Больше, чем жизнь
Шрифт:
– Что ж ты делаешь, изверг!
– рявкнул я и зашагал к мужичонке прямо по пашне... хм, ну, пашней это глинистое болото мог назвать только очень большой любитель земледелия.
– Совсем с ума съехал?!
– Э, э...
– тот живо отскочил от плуга и вытащил из-за пояса топор.
– Чего надо? Кто таков?
– Последнего разума лишился, что ли? Додумался - верховую лошадь в плуг запрячь!
– До землепашца мне дела не было, я пробрался к коню, свесившему голову и тяжело поводившему боками.
– Как он у тебя еще копыта не отбросил!
В порыве праведного негодования я начисто позабыл о том, что к лошадям мне приближаться не стоит. Правда, этому коню явно было все равно -- он меня подпустил и даже позволил взять себя под уздцы. А мне доводилось видать, как самые доходящие одры взвивались на дыбы, стоило мне протянуть к ним руку! Похоже, крестьянин уходил этого красавца мало не насмерть...
Первым моим порывом было попросту срезать упряжь, но я тут же сообразил: за ущерб придется платить, да и лишних обид учинять не следует.
– Распрягай, - велел я мужичонке, опасливо топтавшемуся поодаль. Он и сбежать не мог, бросив коня и плуг, и подойти боялся -- вид у меня был достаточно грозный.
– Кому говорю? А то сейчас напластаю сбрую на мелкие кусочки, как чинить будешь?
– Да это... ну, того...
– пробормотал он.
– Не трону я тебя, - пообещал я, поняв причину его колебаний.
– На кой ты мне сдался? Руки пачкать...
– Ну!
– неопределенно сказал мужичонка и живо распряг своего доходягу.
– Откуда он у тебя?
– спросил я, осторожно выводя коня на более-менее ровную поверхность.
– Спёр, поди?
– Чего-о?!
– оскорбился он.
– Чего это сразу спер?
– А откуда бы у тебя взяться такой лошади?
– Тут я заметил, что бедолага прихрамывает на переднюю левую ногу.
– Сам прибёг, - сказал крестьянин и вытер нос рукавом.
– Приковылял, стало быть.
– Угу, у таких, как ты, все само прибегает и к рукам прилипает, - согласился я.
– Да правду я говорю, - окончательно оскорбился он.
– По зиме дело было...
Из его путаного сбивчивого рассказа выходило, что в начале зимы где-то неподалеку случилось очередное побоище. Случилось и случилось, главное, хутор не спалили и вообще мимо прошли, а кто именно, того мужичок знать не знал. Целы остались, и ладно. А через пару дней, отправившись в ближайший лесок за хворостом, он и нашел этого вот гнедого. У того, видно, убили хозяина, если судить по окровавленной и уже задубевшей попоне. Сам конь хромал на трех ногах, однако же умудрился выйти к человеческому жилью, даже волки его не съели. ("Какие волки!
– подумал я.
– Где хозяйские оборотни хоть раз появлялись, волков в ближайшие десять лет не жди, они не самоубийцы!") Сперва мужичок хотел коня прирезать: перелом не залечишь, а так -- хоть мяса на всю семью хватит! Потом присмотрелся и сообразил, что на больную ногу гнедой все-таки наступает, позвал кого-то, кто побольше смыслил в лошадях, и стало ясно, что перелома нет, так что на всех четырех конь еще сможет бегать.
Тут включилась крестьянская смекалка заодно с крестьянской же жадностью. Во-первых, если гнедого вылечить, его потом можно дорого продать. Во-вторых, его же можно подпустить к своей кобылке, авось, жеребенок получится справный. Наверно, было что-то "в-третьих" и "в-четвертых", но это не столь важно, главное, гнедой остался зимовать в хуторской конюшне. Правда, на скудном пайке он здорово отощал, но зато к весне уже нормально ходил.
А как начал таять снег, случилась беда: пала кобыла. Ну и что оставалось делать бедному хуторянину? Небось, не оставь он этого дармоеда, своей лошадке доставалось бы побольше корма, дотянула бы до пахоты, не оставила хозяина без подмоги! Вот и пришлось впрягать гнедого, только проку с него -- шиш да маленько. В упряжи ходить не умеет, только под седлом, а как все же в плуг впрягли, мороки меньше не стало: слабосилен оказался, на своих домашних и то больше вспашешь!
– Зимой еще его резать надо было, - завершил мужичок свою печальную повесть.
– Хоть какой бы толк вышел! А теперь что? Кожа да кости...
– Ты не горячись, дядя, - сказал я.
– Покажи лучше, где у тебя конюшня.
– Зачем еще?
– всполошился тот.
– Ты человек прохожий, случайный, вон, оружный, как тебя на двор пустить? А ну -- вор?!
– Я заплачу, - пообещал я и побренчал медяками в кармане. Хорошо, что камешки я ссыпал туда же, звона вышло больше.
– Жрать самим нечего, - сказал мужичок, по-моему, шевеля ушами в попытках пересчитать монеты на слух.
– Своё, - похлопал я по тощей сумке (ее я тоже подобрал там, на поле боя, не в карманах же таскать добычу?).
– А переночевать не откажусь, надоело в чистом поле...
– Не откажется он...
– пробурчал тот, получив медяк.
– Тебя как звать-то, парень?
– Север, - ответил я, вовремя сообразив переделать свое имя на местный лад. В истинном своем виде оно звучало бы слишком странно.
– Ну, а я тогда Сивый, - хмыкнул мужичок.
– Ты от коня-то отцепись, отцепись, не твое -- не лапай!
– Иди уже, хозяин рачительный, - подтолкнул я его в спину.
– Про коня мы с тобой попозже потолкуем...
– Только ночевать будешь там же, на конюшне, - снова остановился он.
– В дом не допущу! У меня там жена и вообще!
– Нужна мне твоя жена... Ладно, только дай воды наносить -- коню и себе, сам видишь, в какой я грязи!
– Это пожалуйста, - согласился он, подумав.
– Это сколько угодно. Колодец -- вон он, ведро там же стоит. Как управишься, скажи, я ворота снаружи на засов заложу, а то смоешься еще и гнедого уведешь!
– Куда я его уведу, - пробормотал я, - если он на ногах еле стоит. Где, говоришь, колодец-то?
До вечера я таскал воду. Для начала вычистил коня -- этого явно давно никто не делал, - кое-как разобрал ему хвост и гриву. Хорошо еще, они некогда были подстрижены по-кавалерийски, иначе осталось бы только обрезать, такие там оказались колтуны. Гнедой, отдохнув и напившись, немного ожил и начал поглядывать на меня косо, фыркать и прядать ушами. "Ну нет, родной, так дело не пойдет", - подумал я и засыпал ему двойную порцию того, что здесь именовалось кормом. Об овсе даже мечтать не приходилось, и как он умудрился протянуть всю зиму на этом вот... не знаю, как это назвать, я не представляю. Живучий оказался, разве только благодаря этому. Или везучий.