Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Улам Адам Б.

Более захватывающей, правда не столь далеко зашедшей, оказалась судьба «Народной воли». Хотя эта организация по-прежнему делала упор на «крестьянский вопрос», ее главными требованиями являлись созыв Учредительного собрания и демократические свободы, а основным и фактически единственным средством борьбы оставался терроризм, объектом которого был царь. Чтобы успокоить собственную совесть, было решено две трети ресурсов использовать для работы в деревне, а одну треть – для террористической работы. Но это был самообман. В организации не было достаточного количества людей для ведения агитационной работы, а все активные члены были втянуты в работу по подготовке и выполнению покушений. По заявлению некоторых историков, «Народная воля» насчитывала более пятисот членов, но это явное преувеличение. Основное ядро, так называемый исполнительный комитет, составляла горстка людей, и на протяжении двух лет эти двадцать или тридцать человек терроризировали огромную империю.

Трагическая история народовольцев связана с именами

Андрея Желябова и Софьи Перовской. Это они, находящие счастье в своих идеалах и готовые пожертвовать всем ради них, являются воплощением «новых людей» Достоевского. Их любовь и мужество перед лицом смерти добавляет романтический штрих в страшную историю убийства Александра, последующего суда и казни убийц.

Особое место, отведенное Желябову среди революционеров, меньше всего связано с чувством восхищения и признательности со стороны Советов. Ленин выделял Желябова как предвестника большевизма, хотя про себя считал, что геройское самоубийство народников не имело большого смысла. В 1906 году на предложение одного из сотрудников почтить память Желябова и Перовской в годовщину их казни Ленин раздраженно ответил: «Они умерли, и что? Честь им и слава, но почему мы должны говорить об этом?» А вот народу личность Желябова как предвестника большевизма была наиболее понятной. Он был человеком действия, а не писателем. Следовательно, не оставил никаких «ошибочных» теорий. Он был здоров нравственно и физически. Общеизвестно, что Желябов был, как говорится, «широкой натурой»: веселым, общительным, любил петь и танцевать и во многих отношениях был удачливее большинства революционеров. Контраст был настолько велик, что наиболее тупоумные советские историки ощущали необходимость защищать Желябова от обвинений в дамском угодничестве и всячески превозносить его заслуги перед отечеством. В отличие от таких обитателей революционного Олимпа, как импотент Бакунин и Нечаев, Желябов жил полнокровной жизнью.

Желябов, конечно, гораздо более сложная натура. Он был сыном крепостного крестьянина и до последних дней помнил об унизительном положении крепостных крестьян, и с этим был напрямую связан его революционный энтузиазм. Желябову нелегко далось решение возглавить террористическую группу, и он выговорил себе право после казни царя вернуться в деревню, чтобы продолжить пропаганду среди крестьян. При всей его внешней веселости и решимости в поведении Желябова, и до и после ареста, просматриваются суицидальные наклонности. Он настаивал, чтобы во время убийства не было ненужных свидетелей, по всей видимости, он бессознательно страшился смерти. [60]

60

Для опытного заговорщика, каким был Желябов, он слишком легко попал в полицейскую западню. Находясь в заключении, он с первых минут стал настаивать на своей ответственности за покушение на царя, что и предопределило его судьбу.

Софья Перовская, казненная за участие в убийстве царя, вышла из совершенно иной социальной среды, нежели ее соратник Андрей Желябов. Ее отец был губернатором Петербурга. В определенной степени к решению покинуть отчий дом и принять участие в революционной деятельности девушку подтолкнули грубый характер и недостойное поведение отца. Перовская примкнула к партии «Народная воля». Ее отношение к террору было еще более откровенным и бескомпромиссным, чем у Желябова. Эту двадцатишестилетнюю женщину не интересовали политические требования; она считала, что царь должен сполна заплатить за деспотизм режима.

В течение полутора лет революционеры вели настоящую охоту на царя. Народовольцы тщательно готовили террористические акты, но их попытки убить императора окончились неудачей. Но ошибке пропустив нужный поезд, народовольцы взорвали шедший следом поезд царской свиты. В результате еще одного покушения – взрыва в царской столовой Зимнего дворца – погибли и получили ранения слуги и солдаты охраны, царь незадолго до взрыва покинул столовую.

По иронии судьбы царь-деспот Николай I умер в своей постели, а на его сына, царя-освободителя, велась охота. Начало правления Александра II было встречено с энтузиазмом. Герцен и даже в некоторой мере Чернышевский осыпали царя похвалами и называли освободителем. В то время царь не предпринимал особых мер предосторожности. В 1866 году после первого покушения на его жизнь царь, глядя на убийцу, брошенного к его ногам, сказал: «Вы не можете быть русским» (он думал, что только поляки способны поднять на него руку) – и пришел в замешательство от услышанного ответа: «Я русский дворянин». Рост терроризма вызвал со стороны правительства двоякую реакцию: странную смесь репрессивных и примирительных мер. Введение парламентских институтов в такой политически незрелой стране, как Россия, пугало не только консерваторов. Но никакие другие меры не смогли бы изменить существующую мрачную действительность.

Прислушавшись к советам наиболее либерально настроенных министров, 1 марта 1881 года царь наконец подписал закон о введении избранных представителей в высшие государственные органы власти. Поскольку эти органы носили чисто консультативный характер, закон был еще очень далек от учреждения в

России парламентского правительства. Однако первый шаг был сделан. Россия приступили к эксперименту с установлением конституционного образа правления. В тот же самый день народовольцы добрались до намеченной жертвы. Они бросили бомбу под царскую карету, следовавшую по набережной Невы. Ранило одного из конвоиров и случайного свидетеля; Александр II не пострадал. Несомненно, царь был бесстрашным человека. Любой другой, окажись он на его месте, думал бы только о собственном спасении и немедленно отправился бы во дворец. Царь вышел из кареты и склонился над раненым прохожим. [61]

61

Некоторые из тех, кто одобрительно относится к деятельности революционеров, утверждают (и это весьма неблагородно с их стороны), что царь просто «потерял голову». Александр имел к тому времени значительный опыт покушений на собственную жизнь и не мог закрывать глаза на возможность новой попытки.

В это время появился еще один террорист, бросивший бомбу между собой и царем; и сам террорист, и царь получили смертельные ранения.

Существует свидетельство, что в молодости Желябов выразил желание «нанести удар по истории». Таким ударом, вне всякого сомнения, было «первомартовское убийство», главным организатором которого являлся Андрей Желябов.

Вспомните ситуацию, сложившуюся в России после восстания декабристов. Все повторилось опять. Следом за относительно либеральным правлением Александра II наступил период жесточайшей реакции. Россия была отброшена назад. Новый император, Александр III, попал под влияние реакционного окружения и отказался проводить законодательные реформы, подписанные отцом в день смерти. Организаторы и непосредственные участники убийства царя, практически все руководство «Народной воли», вскоре были арестованы; в течение двух лет от организации не осталось и следа. Народовольцы полагали, что смерть царя принудит власть принять конституцию. На следующий день после убийства «Народная воля» повторила требование о создании Учредительного собрания. Не надо обладать особой проницательностью, чтобы понять, каким оказался результат. Новый император не отличался умом и особым рвением к реформаторству. В консервативных кругах Александра II считали опасным либералом, и его смерть оказалась на руку не только революционерам.

Общество в целом было потрясено смертью царя. Для большей части прогрессивной интеллигенции, таких людей, как отец Ленина, Александр II оставался царем-освободителем, и его смерть, естественно, вызвала неприязненное отношение этих людей к радикалам и революционерам. А вот монархисты немедленно приступили к формированию контрреволюционной террористической организации, которая просуществовала недолго, но обусловила появление гораздо более активного терроризма правых в XX веке.

Смерть царя привела народ в смятение. Среди крестьян ходили слухи, что царь убит помещиками, которые ненавидели его за доброжелательное отношение к простым людям.

Героическое поведение основных организаторов убийства на суде вызвало симпатии к ним со стороны многих представителей образованных классов. Особое уважение вызывал Желябов. В страстной, убедительной речи он защищал идеалы народовольцев и обращал внимание на то, как ему и его товарищам мешали заниматься мирной политической деятельностью. Желябов – образец революционера, стойкий, непреклонный, пренебрегающий собственной жизнью, бросающий вызов самодержавию перед лицом широкой общественности. Временами он вел себя излишне демонстративно. Когда обвинитель в ходе выступления принялся возносить хвалу умершему императору, обвиняемый расхохотался. «Народ плачет, а Желябов смеется», – сказал обвинитель, и даже советскому историку пришлось признать, что обвинитель был по-своему прав. [62]

62

См.: Боровский А. Желябов. М., 1934. С. 331.

Раскаяние первого бомбометателя, Рысакова, несколько подпортило впечатление от выступлений Желябова и Перовской. Этот несчастный юноша (ему было всего девятнадцать лет) попросил прощения и предложил свои услуги полиции. Героически державшийся в первые минуты после покушения, Рысаков не выдержал и вскоре выдал остальных заговорщиков. Однако суд и его приговорил к повешению. По мнению историков, молодежь оказалась вовлеченной в деятельность заговорщиков исключительно благодаря личному обаянию Желябова, и поэтому не следовало рассчитывать на то, что она окажется столь же несгибаемой, как опытные революционеры. Решение суда было изначально предсказуемо. Пятерых обвиняемых приговорили к повешению. Царь, несмотря на многочисленные просьбы проявить христианское милосердие (среди прочих к нему обращался Лев Толстой), остался непреклонным. [63]

63

Помиловали только шестую обвиняемую, Гельфман, ждавшую ребенка.