Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года
Шрифт:
Другой страх крылся в их доктрине. Революция победила, народ сверг режим. Но может ли народ захватить власть? Марксизм учил, что Россия не готова к социализму, народ – пролетариат – не готов взять в свои руки управление страной. Наступило время для «буржуазно-демократического режима», а не для социализма. Но можно ли этому буржуазному режиму доверить всю полноту власти? Конечно нет. «Революционная демократия» должна бдительно следить за банкирами, промышленниками и всеми теми, кто станет министрами, чтобы они не смогли предать революцию и интересы народа. Таким образом, радикальные интеллигенты придумали невиданную доселе форму правительства, восторженно одобренную эсерами и меньшевиками: буржуазия должна взять власть и сформировать Временное правительство. А «революционная демократия», то есть Совет, благородно откажется от участия в этом правительстве. Совет будет строго следить за буржуазным правительством и при необходимости сдерживать его, непрерывно напоминая, что оно руководит страной только благодаря великодушию Совета. Правда, возникало одно но: что будет, задавался тревожным
240
Возможно, сам Суханов почувствовал облегчение. Ведь он откровенно говорил председателю Совета, что его интересуют только разговоры о политике.
Совет, опасаясь возврата к царскому режиму, принял важное решение. Стеклов и юрист Соколов подготовили приказ № 1, опубликованный 1 марта 1917 года. Приказ адресовался всем сухопутным и морским военным соединениям, которые были обязаны сформировать комитеты, Советы. Теперь каждая воинская часть подчинялась Петроградскому Совету и своему солдатскому Совету. Все оружие должно было находиться в ведении Советов и «ни при каких условиях не передаваться офицерскому составу, даже по их приказу». Прежние формы приветствия и обращения между солдатами и офицерами были отменены. Советы должны были улаживать все недоразумения, возникающие между рядовыми и командирами.
Очень сомнительно, что какая-нибудь армия, следуя этому приказу, могла бы долго сохранять боеспособность. Спустя несколько дней по трезвому размышлению было издано дополнение к приказу № 1: солдатские комитеты должны решать только политические вопросы. Однако сделанного не воротишь. Авторы стремились с помощью приказа сохранить армию, панически боясь, что «человек на белом коне» погубит революцию. «Совет должен был вести упорную борьбу за армию, которую было необходимо оградить от влияния буржуазии для того, чтобы гарантировать окончательную победу революции» [241] , – пишет Суханов.
241
Суханов H.H. Записки о революции. Т. 2. С. 52.
Но вместе с водой из ванны выплеснули и ребенка. Дисциплинированная аполитичная армия – одно из необходимых требований демократии. Приказ № 1 противоречил этому требованию, он подрывал силы армии и воинскую дисциплину и грозил в недалеком будущем военным переворотом. Авторы приказа не думали о подобных последствиях; они были попросту не сведущи в военных делах. И среди них не было ни одного большевика.
Сторонники Ленина оставались фактически на вторых ролях во время событий февраля – марта 1917 года. Среди политически сознательной части рабочих сторонников большевиков было довольно мало по сравнению со сторонниками меньшевиков и эсеров. Шляпников и Молотов, честь им и хвала, смогли сохранить ядро своей партии и были приглашены, скорее из уважения к товарищам социалистам, на заседания исполкома Совета. Но они не относились к тем революционным лидерам, которые в непредвиденных случаях могли бы мгновенно принять решение. Возможно, они забыли указания Ленина. Когда Совет проголосовал за буржуазный состав Временного правительства, большевикам удалось набрать только девятнадцать голосов против четырехсот. Что им оставалось делать? Конечно, не было и речи о том, чтобы принять участие в буржуазном правительстве. Хотя, с другой стороны, как можно было вести борьбу против воли пролетариата, выраженной Советом? Россия не была готова к советскому правительству; об этом совсем недавно говорил даже Владимир Ильич. Поэтому Шляпников и Молотов стали ждать указаний из Швейцарии или возвращения старых большевиков, которых недавно выпустили из сибирской ссылки. А пока занимались текущими делами: возобновили издание газеты «Правда» и реквизировали под Центральный и Петербургский комитеты большевистской партии роскошный дворец. [242]
242
Дворец принадлежал известной балерине Кшесинской, которая до свадьбы царя была его любовницей, а затем довольствовалась великими князьями. Спустя несколько месяцев ограбленная «эксплуататорша», не говоря уже об окружении Кшесинской, была счастлива, что осталась жива. Но такой уж была атмосфера первых дней, что Шляпников чувствовал себя очень неловко из-за ее настойчивых требований вернуть хотя бы ее личные вещи, раз уж забрали дом. Между прочим, замечает Шляпников, дом больше подходил для балерины, чем для партийного комитета. См. кн.: Шляпников А. Семнадцатый год. Москва, б. д. Т. 2. С. 191.
В первые дни марта революция была завершена. Возглавил Временное правительство, эту «половину власти», князь Георгий Львов, депутат Первой Государственной думы, председатель Всероссийского земского союза. Этому человеку, ставшему номинально высшим должностным лицом революционной России, больше подошла бы должность председателя или премьер-министра конституционного правительства в мирное время. Большинство историков, упомянув о Львове в связи с формированием Временного правительства, в дальнейшем вспоминают о нем только в связи с его отставкой в июле 1917 года. его правительство состояло из кадетов и умеренных демократов. Лидер конституционных демократов профессор
Суханов и Стеклов мечтали о совершенной гармонии, однако Совет существовал отдельно от правительства. С самого начала все испортил один человек – Александр Керенский, эсер, заместитель председателя Совета, согласившийся занять должность министра юстиции Временного правительства. Многие видели в этом молодом адвокате (в то время ему было тридцать пять лет) будущего диктатора России. Он был ведущим представителем «революционной демократии» и одновременно министром буржуазного правительства. Совет, опрометчиво решивший, что ни один социалист не должен принимать министерский портфель, легко поддался эмоциональной просьбе Керенского: «Я говорю, товарищи, от всей души, от всего сердца, и если будет необходимо, докажу… если вы не верите мне… я прямо здесь… на ваших глазах… готов умереть». [243]
243
Суханов H.H. Записки о революции. Т. 1. С. 314.
В будущем для него подобная манера станет довольно характерной. Человек, которому в марте прочили большое будущее, ретроспективно будет рассматриваться как Гамлет русской революции. Тогда в революции было много Гамлетов, и только один серьезный кандидат на диктатора.
В тот момент он изнывал от нетерпения в Швейцарии. Оригинальный взгляд Ленина на революцию (сговор Франции и Британии ради обеспечения сепаратного мира) вскоре уступил место более реалистичному представлению. Однако новости, по большей части оптимистичные, тоже приводили в ярость. Все замечательно, но идет не так, как было задумано. Меньшевики и эсеры предают пролетариат. Не совсем понятно, чем заняты большевики. В марте Ленин написал: мы хотим «мира, хлеба и свободы». Но так хотел каждый. Мир, но с кем и как? Еще накануне отъезда из Швейцарии 11 апреля (29 марта) Ленин не допускал возможности заключения мира с германским империализмом и заявлял, что большевики будут вести революционную войну против немецкой буржуазии. Социалистам, писал он, необходимо государство и власть; они не анархисты. Он отдавал себе отчет, что Россию может охватить анархия.
Постепенно все упорядочивалось. Россия получила своего рода правительство; отступила непосредственная угроза анархии. Но появилась другая опасность: что, если буржуазное Временное правительство решит показать зубы и подойдет к проблеме войны с деловой точки зрения? Ленин имел чересчур высокое мнение о дееспособности правительства. Об этом свидетельствует письмо Ленина Коллонтай от 16 марта 1917 года. Он сомневался, что кадеты легализуют партию большевиков (в то время каждая партия в России находилась на легальном положении), и добавлял, что, если они это и сделают, «мы все равно должны заниматься и легальной и нелегальной работой». [244]
244
Ленин В.И. Собр. соч. Т. 35. С. 239.
Для Ленина Керенский, который временами многим казался столпом революции, был «болтуном», «идиотом» и «наверняка» агентом русского буржуазного империализма. [245]
События, происходящие в большевистской организации в России, заставляли Ленина всеми силами стремиться домой. 12 марта Сталин и Каменев вернулись из сибирской ссылки. Сталин, Каменев и еще один большевистский олигарх Муранов просто отпихнули младших по возрасту Шляпникова и Молотова и взяли на себя управление делами партии и ее прессой. К ужасу Ленина (хотя сам он еще не выработал альтернативной политики) вновь прибывшие заняли примиренческую позицию в отношении меньшевиков и (о, ужас!) в отношении Временного правительства. Она практически не отличалась от позиции ненавистных «социалистических патриотов». Что за ерунду бормотали раньше большевики об окончании войны, писал Ленин. «Когда армия находится лицом к лицу с врагом, будет самой большей глупостью убедить ее сложить оружие и отправиться по домам. Это будет политика не мира, а крепостничества, политика, презрительно отвергаемая свободной страной». [246]
245
См.: Ленин В.И. Собр. соч. Т. 35. С. 249.
246
Шляпников А. Год 1917. Москва, 6. д. Т. 2. С. 183.
Только уничтожение германского империализма может привести к миру.
Даже Суханов, который в начале войны гордо объявил, что всегда был «пораженцем», свидетельствовал: «В течение первых недель солдаты Петрограда не только не стали бы слушать, но не допустили бы никаких разговоров о мире. Они были готовы поднять на штыки любого неосмотрительного «предателя», ратующего за «открытие фронта врагу». [247]
Это было весьма прискорбно для «интернационалиста», «циммервальдиста», каким считал себя Суханов. Как в приватной беседе объяснил Каменев, находившийся в Швейцарии Ленин метал громы и молнии против «оборонцев», но большевики в России совсем иначе относились к этой проблеме.
247
Суханов H.H. Записки о революции. Т. 2. С. 140.