Большие гонки
Шрифт:
– Трент...
– с укором выговорила она. Тот тяжело вздохнул и с неохотой кивнул.
– Ну хорошо. Ты что-нибудь понимаешь в создании виртуальных Образов? Имеешь навыки работы в Инфосети?
– Немного. У тебя в голове встроено что-то вроде ночного прицела для снайперов?
– Интересная аналогия, - усмехнулся Трент.
– Но, по существу, верная. Что-то подобное мой инскин и вытворяет, только этим дело не ограничивается.
– Знаешь, до тебя я была знакома с двумя Игроками. Никто из них ничего не слышал о такого рода инскине.
– Это новая модель. Экспериментальная. Своего рода искусственная
– Ты что, в самом деле геник?
– поинтересовалась Каллия. К ней возвращалось хорошее настроение. Болтовня возродила ее, она вновь сделалась открытой и жизнерадостной.
– В каком-то смысле.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Ты не человек... ну, не совсем человек.
– Человек, не человек, - презрительно фыркнул Трент.
– Что ты понимаешь под словом «человек»? Люди всегда переоценивали свои возможности. Это относится и к человечеству в целом. Один из моих лучших друзей - продвинутый искусственный разум. Он живет в виртуальном пространстве. Другая - геник. Третий - обычный латинос. В настоящее время он учится на адвоката. Спроси, кто из них мне более дорог?
– Трент, я другое имела в виду. У тебя свои счеты с миротворцами. Они, как мне кажется, крепко насолили тебе. В то же время ты не желаешь их убивать. Вот чего я не могу понять. Это как-то не по-человечески, - искренне призналась она.
– Дело не в мести, не в сведении личных счетов, - постарался объяснить Трент.
– Я уже имел беседу на эту тему с одной очень забавной старушкой. Она решила, что я страстно мечтаю стать героем, жажду, чтобы мое имя прославилось в веках.
– Разве не так?
– Не так. Я стараюсь выполнить свою работу, к которой имею склонность. К которой, полагаю, я был призван в тот самый момент, когда одна из моих родительниц планировала создать меня. Сидела и рассчитывала на компьютере, куда и какой ген вставить. Если к реализации призвания примешиваются еще и личные мотивы - жажда мести, славы, желание утвердить справедливость или открыть ворота в будущее - я не против.
– Хорошо. Тогда объясни, что мы здесь делаем?
– спросила Каллия.
– Ты действительно хочешь это знать?
– Очень. Ты вконец разочаровал Лана. Он теперь не знает, что и думать.
Трент громко и искренне расхохотался:
– Этого не может быть! После нашей совместной поездки Лан точно знает, кто я такой и о чем мечтаю.
– О чем?!
– Спроси его сама. И скажи ему еще раз - я предпочитаю женский пол.
Каллия хмыкнула, отвернулась, потом долго смотрела в сторону холмов на противоположной стороне провала. Там, в окружении звезд, сиял земной диск в первой четверти.
– Ты мог бы сказать мне об этом раньше, - тихо призналась она.
– Я боялся обидеть тебя.
Она повернулась к нему, улыбнулась.
– Может, я и обиделась бы, только совсем вот на столечко, - показала она кончик мизинца.
– Ты любишь ее?
– Кого?
– всполошился Трент и тут же успокоился.
– Не знаю... Люблю. К сожалению, мы вряд ли когда-нибудь увидимся снова.
– Ага, вот, значит, почему ты хочешь погибнуть в Жюль Берне!
– обрадовалась она.
– Из-за несчастной любви!
– Точно, - засмеялся Трент, потом вполне серьезно
Разговор откровенно заинтересовал Каллию. Она повернулась к Тренту, подогнула под себя ногу:
– Как ты собираешься уцелеть во время взрыва роллигона?
– Глупый вопрос.
– Вовсе нет. Я, конечно, мало знаю тебя, Трент. Любой другой, натворивший столько дел, сбежавший из Следственного изолятора в Нью-Йорке, угробивший столько миротворцев, сейчас ходил бы, выпятив грудь. Герой из героев! Черта с два его заставишь вновь жертвовать жизнью, а ты уже через два месяца после того, как едва не лишился головы, вновь пытаешься сунуть ее в пасть к дьяволу. Вот чего мы с Ланом не можем понять.
– Послушай, Каллия, помолчи, а? Мне необходимо сосредоточиться.
Она обиженно отвернулась, но не выдержала и в сердцах выкрикнула:
– Ну что можно узнать о миротворцах, сидя в этих проклятых холмах и наблюдая, как они катаются взад и вперед?!
– Две очень важных вещи. В Циолковский ежедневно ходит только один роллигон. Он проезжает сразу после полудня, между часом и двумя. Обычно ближе к часу, чем к двум. Никогда ранее восьмой минуты второго и никогда позже часа пятидесяти шести. Кроме этого роллигона, других вездеходов, связывающих Жюль Берн и Циолковский, нет. Вроде бы нет, - уточнил Трент.
– В последний раз я засек, что поздно ночью в Циолковский отправляется еще один роллигон. Что это за машина, кто там водитель, мне не удалось разглядеть. Помешал Лан. Второе важное наблюдение состоит в том, что ни ты, ни Лан не годитесь для этой операции. Я пока не решил, как с вами поступить. Если вам скучно, можете отправляться на Землю. Твои слова насчет дисциплины - это только слова, о чем я непременно сообщу Домино.
Наступила тишина. Каллия сидела как каменная. Ее дыхание уже не тревожило, не волновало молодого человека.
Прошло около получаса, прежде чем она решилась окликнуть соседа:
– Трент?
– Да.
– Ты никогда не занимался любовью в вездеходе?
– Нет. Каллия, послушай, на том месте, где ты сидишь, совсем недавно умер человек. Это был его вездеход. Он залил кровью все сиденье.
– Трент помолчал, лотом договорил: - Он был моим другом. Его расстреляли миротворцы.
– Понимаю, - тоненьким голоском ответила Каллия, потом добавила: - Что было, то было, Трент. Я могла бы разжалобить тебя такими же печальными историями, на моей памяти их тоже немало.
Она начала снимать с себя комбинезон.
– Что ты делаешь?
– изумился Трент.
– Я хочу, - ответила она, - чтобы ты точно знал, зачем хочешь выжить, когда роллигон взлетит на воздух.
Вечером прибыли последние два тела.
28
Второго января, за сутки до начала операции, Лан и Каллия отправились в Джексон-таун, чтобы помолиться в храме. Трент и Коримок остались дома. Устроились в гостиной - Трент на диване, Евгений Сергеевич перед компьютером. Закрыв глаза, он наигрывал на клавиатуре какой-то сенсабль. Трент никогда не слышал подобной музыки. Вслушиваясь через трасет в слова, которые напевал Коримок, Трент обнаружил, что это не английская и не французская речь.