Большие гонки
Шрифт:
Он улыбнулся мне своей искусственной обезоруживающей улыбкой.
– У них была уйма возможностей разделаться с вами, как бы то ни было, но это уже подвиг дойти сюда. Я тренировал их несколько недель. Надеюсь, моя форма вам нравится: это несколько непрактично в сражении, но очень живописно. Взгляните на сегодняшнюю форму... Только зеленый или серый цвет хлопчатого мундира, будто для теста на дальтонизм. Я уточню, что у меня полное право носить эту форму: я был введен в почетное звание полковника лично королевой за особые заслуги.
Он по-кошачьи хитро улыбнулся. Вернулся Малыш, неся большую красную атласную подушку.
– Прекрасно, прекрасно. Держите, вот награда.
Три свернутых рулона микрофильмов в серебряных капсулах.
Он открыл одну, она едва была больше полутора сантиметров длины, и как печатка, раскрывалась посередине. Он положил мне на ладонь маленький рулон.
– Спасибо, - сказал я, кладя в капсулу микрофильм, а затем убрав все три в карман своей куртки.
– А деньги?
– Ах, да, деньги. Мне нравится, что старые инстинкты алчности не исчезли полностью в вашем летаргическом поколении. Но вот шампанское.
Подошел торжественный Малыш, неся то, что мне показалось массивным серебряным подносом, на котором стояло два бокала шампанского в форме тюльпанов.
– Конец "49", - прошептал Петерс загробным голосом.
Он поднял бокал и посмотрел на меня.
– За победителя и, теоретически, за величайшего шпиона мира... после меня, естественно.
К своему стыду я должен признать, что проглотил свою "пищу богов" (или амброзию) залпом... Но меня мучила жажда и жар. Я боялся его проявления.
Мощная зеленая стена поплыла у меня перед глазами. Мне показалось, что уши заложило. Я слышал как разбился о бетон мой бокал, но так и не заметил, кто меня ударил..
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Если подобные вещи могут проис ходить, я должен сказать, что всякий солдат, рискующий своей жизнью - тупица.
Адольф Гитлер.
Глава десятая.
Придя в себя, я понял, что лежу на спине и вижу потолок. Мое забытье прошло без видений. Я чувствовал прилив сил, голод и странное чувство беззащитности. Я потер подбородок, Господи, двухдневная щетина. Какое-то время я ещё проспал, затем, повернув голову, увидел малинскую куколку Петерса, с золотым колье и без всего остального. Она улыбнулась мне и склонилась, чтобы поцеловать ласково и доброжелательно. Затем она нажала на кнопку звонка над моей головой. Какое-то мгновенье я нежно касался её, чувствуя себя одновременно возбужденным и ослабевшим.
В комнату вошел Петерс.
– О, добрый день, молодой человек. Приятно видеть вас проснувшимся.
– Зачем этот отравленный бокал?
– Поешьте вначале, дитя мое. Вы должно быть очень голодны. Малыш что-нибудь вам принесет.
Совершенно голый я уселся на кровати и прислонился головой к спинке. Петерс заботливо осмотрел меня.
– Вы в лучшей форме с тех пор, как начали участвовать в соревновании, - сказал он.
– Вы потеряли два с половиной фунта веса.
Вошел Малыш, неся блюдо, и я принялся за еду. Моя жизнь была столь беспокойна и все так быстро менялось, что за эту неделю я начал склоняться к восточному фатализму по отношению к своему существованию. Кофе, крем, апельсиновый сок и маленькие хлебцы были великолепны. Все трое смотрели на меня как на родственника, которого коснулась смерть.
– Микрофильмы, - спросил я, прожевывая маленькие хлебцы с вишневым конфитюром, - где они?
– В кармане вашей куртки, - ответил Петерс, указав на стул, где та висела.
– Вы ошибаетесь насчет меня, мой мальчик. Если шпион обязан использовать вероломство как главное оружие, если он желает остаться в живых и работать вновь, он должен уважать нанимателей. Никто в этом доме и не думал красть ваш приз.
Малинезка взяла кусочек круассана из моей тарелки. Я с интересом следил за её белыми зубками, впившимися в него.
– Тогда зачем все это? спросил я, жестом указав вокруг.
– Я должен объяснить. Хотя вы и пришли первым, став победителем, все это только половина доказательства. Теперь вам предстоит уйти с добычей. Но то, о чем я говорю - это не взламывание сейфа военного ведомства с последующим бегством с картами в руках, не так ли? Нужно уйти. В этом состоит вторая часть гонок. Все конкуренты, прибывшие после вас, становятся охотниками. Вы будете зайцем, а они - борзыми. Их восемь.
В течение секунды мое сердце, желудок и мозг омертвели.
– Вы шутите, не так ли?
– тихо спросил я.
– Да, в некотором смысле, но я думаю, что это не составит вам проблем.
Мы отправились к дальней точке Мали, самой удаленной от Океанского клуба, в имитации "бугатти ройал", принадлежавшей Петерсу. Ее рама заставляла вспомнить о коллекционных "мерседесах" и "бентли", выпускаемых сейчас американцами. У неё был - гордо информировал он меня - мотор от"шевроле"со турбонаддувом и сдвоенный экспериментальный карбюратор. Автомобиль вел юный малинец, а мы сидели сзади. Поскольку рядом был Малыш, не было смысла бежать. Я нервно курил и неотрывно следил за пейзажем. Теперь я знал, что испытывают те, кому предлагают последнюю сигарету у стенки, изъеденной оспинами.
Мы остановились в тот момент, когда дорога уткнулась в пляж. Вместе вышли из машины и направились к небольшой группе, явно ждавшей нас и собравшейся вокруг малинцев, гордо носивших таблички с надписью "организатор". Мои восемь коллег-соперников собрались будто на тренировку, остальные были богачами, пришедшие поприсутствовать на сражении гладиаторов двадцатого века... со мной в роли христианина. Петерс подвел меня к соперникам.
– Мистер Гронский из СССР
Мы приветствовали друг друга. Он был невысокого роста, похож на бульдога.
– Мистер Абакар из Камази.
Абакар был небольшим, но очень плотным африканцем. Я отметил про себя, что он вынослив, но медлителен. На следующих я не осмелился смотреть.
– Мистер Самура, которого вы, я думаю, уже знаете.
Мы приветствовали друг друга.
– Вы выкарабкались, самурай, - сказал я.
Он присвистнул и щелкнул зубами.
– Удача улыбнулась ничтожному Самуре, Филип.
Мы продолжали эту чудовищную инспекцию.
– Мистер Руссен, независимый, но работает преимущественно на Францию.