Большие гонки
Шрифт:
Расстегнутый костюм и белая рубашка сказали мне все. Три пули прошли возле сердца, и белоснежный крахмал манишки обагряли кровавые пятна. Он поднял на меня глаза и, казалось, был удивлен. Старика беспокоила мысль о плохом уходе со сцены.
– Мне очень жаль, Малыш, - глупо сказал я.
Затем я встал и забросил шмайсер так далеко, как только мог. Меня вновь охватило бессилие и захотелось рыдать. Я обогнул крыло, вскарабкался по фюзеляжу. Было довольно высоко и мне понадобились несколько попыток, чтобы оказаться на карачках на крыле. Возле моторов все было в масле, кое где виднелись трещины.
С трудом я проскользнул внутрь Впереди было тесно, но достаточно места для меня... для меня и управления. Щиток приборов оказался Т-образным, идущим до самого пола между моих ног, с педалью управления с каждой стороны. Ручка управления-самого простого образца, и, разумеется, все надписи на немецком. Это была типичная немецкая пилотская кабина, напоминавшая рисунки кабины управления "мессершмита 109".
К сожалению, я не говорю по-немецки. Попробовал всмотреться в циферблаты. Те оказались относительно просты. Счетчик оборотов справа, амперметр и термометр над ним, и все попарно, на каждый двигатель.
Относительная скорость, альтиметр, положение горизонта, скорость подъема, посередине компас. Управление винтами, моторами и компрессорами слева. Две рукоятки на полу: это управление колесами или элеронами? Черт побери, как я смогу управлять этим самолетом, если не знаю, какая рукоятка что делает?
– Поторапливайтесь, Макальпин, вы знаете, в нашем распоряжении не весь день, - сказал голос за моей спиной.
Я подскочил и вновь упал на мои уже пострадавшие ягодицы. Из глубины кабины на меня скалился Хоннейбан, наполовину спрятавшись за большим автоматическим "браунингом". Как всегда краснорожий и как всегда в поту.
– Господи... как вы попали сюда?
Он зло хихикнул.
– Вы считали, что отделались от меня? Мы отпустили француза и проследили за ним. Я не могу описать вам своей радости при виде вашей победы. Теперь нельзя ли поторопиться? Погребальный катафалк, набитый вражескими шпионами, членами несчетного числа конкурирующих организаций, только что появился на противоположном краю полосы.
Я почувствовал, что душа уходит в пятки, и склонился над панелью переключателей. Те, что с контрагайками, должны управлять газом.
– Немецкого не знаете - спросил я жалобно.
– Ни слова.
Бесполезен как бревно, но по крайней мере, сохраняет спокойствие. Несмотря на волнение я заметил, что он перестал говорить с сельским акцентом... Видимо Хоннейбан куда сильнее, чем я думал. Я поднял руку, защелкнул фонарь кабины, потом поднял боковое стекло. Видимо, придется погибнуть... Шансы на успех в этом старом люфтваффовском корыте невелики.
– Стартуйте, Макальпин.
Я пытался понять кое-какие немецкие фразы на табличках под рычагами. Толкнул два рычажка вперед. Самолет равномерно качнулся, предвещая разбег, по крайней мере я на это надеялся. Я отжал ручку газа вперед, правый мотор взревел и "мессершмит" повернулся носом к полосе... Тормозов не было, или они не были включены.
Я увидел катафалк, ворвавшийся на стоянку такси, метрах в восьмистах. Они по дороге потеряли венки с крыши. Еще два рычага вперед, проверить показания температуры и топлива. Надеюсь, я не ошибся. Еще два последних рычажка - и заработали амперметры... Компрессоры задействованы: я дал полный газ.
Самолет задрожал, заскрипел, содрогнулся - и стронулся с места. Я впопыхах не запомнил направление ветра-что же, если полосы не хватит,.. тем хуже. Почти наугад и осторожненько подработал педалями - и стальная полоса исчезла под колесами. Каждый толчок был пыткой для моих болевших ягодиц.
– Давай, фроляйн, давай, беби - шептал я ласково. На ручке появилось усилие. Хвост приподнялся, самолет набирал скорость. Пот выступил у меня на лбу, подобно запотевшему стакану с пивом. Появился снос вправо, который я тотчас устранил. Катафалк повернул и, когда мы его миновали, я увидел остальных соперников. Они стреляли не переставая, но так как я выжимал не меньше ста тридцати, у них не было никаких шансов.
– Давай же, беби, поднимайся, - просил я, потихоньку выводя ручку на себя.
Полоса, все такая же тяжелая, как свинец, уходила под нос самолета, а море занимало все большее пространство в лобовом стекле. Машина подскочила ещё раз, вновь упала, задрожав всеми своими рычагами: теперь и полосы не оставалось. Я выбрал ручку до отказа - и самолет взлетел, трясясь всеми заклепками и трубопроводами, как в припадке.
Набрав метров десять над морем, я продолжал удерживать машину в таком положении. Покосился на индикатор скорости: 270. Я осторожно попытался набирать высоту, и у меня получилось. Когда альтиметр показал пятьсот метров, я рискнул на разворот к острову. Все, что ни слышал я о недостатках "Ме-110", подтверждалось.
Убавив обороты, поскольку старые моторы и так натерпелись, я повернулся к Хоннейбану. Тот отложил в сторону оружие и был по-прежнему спокоен. Я им не мог не восхищаться, ибо пройди я через подобное с таким пилотом, меня давно бы вырвало для облегчения.
– Куда направляемся, мэтр?
– спросил я
Он дал мне пеленг по компасу.
– К шейху Качи, в Маскат. Там база. А сможем мы туда добраться?
Указатель горючего показывал полные баки, и я попытался выяснить чем осуществляется их переключение. Если поршням не надоест крутить коленвал, мы должны туда добраться. Мали скрылся за горизонтом, а я все продолжал набирать высоту... Самый удобный коридор - в шесть тысяч метров, но пришлось прекратить подъем после трех тысяч из-за нехватки кислорода. Было ужасно холодно-ведь я не знал, где находится включение обогрева, и не хотел рисковать, манипулируя кнопками.
Я привык к крейсерской скорости и немного даже сбросил. Затем я попробовал двинуть другой рычажок. И не ошибся: загорелись два зеленых огонька системы приземления. Самолет пошел лучше. Я ввел его в пике, чтобы набрать скорость, и после этого держал на высоте 2700 и скорости в 450 километров в час. В конечном счете, этот дедушка воздухоплавания не так уж плохо себя вел.
Внизу раскинулось чудесное голубое море, а воздух был ровен, как стоячая вода. Мы приближались к цели. Я повернулся к Хоннейбану.