Большие неприятности
Шрифт:
«Говорил, потому что тонка. Всю неделю от фанатов «Гейтора» не было отбоя — выпендривались без умолку. А теперь разбежались и попрятались».
«Но я же звоню».
«Каков же твой мотив?»
«А такой, что вы сказали, что у нас кишка тонка. А я звоню».
Генри покачал головой и выключил радио.
— Ну и штатец.
— Мразь, — согласился Леонард.
Несколько минут они сидели в молчании, глядя на увечную, с въевшейся грязью неоновую вывеску «Веселого шакала», излучавшую в ночь непонятное слово «акал».
— Чего он сюда
— Хороший вопрос, — ответил Генри.
— Может, выведем его и узнаем, в чем дело?
— Рано, — Генри покачал головой. — Хочу посмотреть, чем он занимается.
— Ну и зря, — посетовал Леонард. — Дал бы мне поговорить с ним пару минут, — он достал из гнезда автомобильную зажигалку, — и парень выложил бы все, что нам нужно знать. Запел бы как этот, как его там? Лучано Каламари.
— Паваротти, — поправил Генри.
— Мне по фигу. Запел бы, и мы бы его шлепнули — «бум»! На самолет и обратно в Ньюарк. И ни москитов тебе больше, ни сумасшедших на деревьях, ни Гейтора…
— Заткнись, — приказал Генри.
Леонард проследил за его взглядом и заметил двух мужчин. Они, причем один из них хромая, приблизились к двери «Веселого шакала». В багровом отсвете «акала» Генри и Леонард видели, что у них на головах натянуто что-то вроде женских чулок. Тот, что хромал, держал в руке пистолет.
— Веселенькое дельце, — заметил Леонард.
Эндрю, изо всех сил втягивая через соломинку густой шоколадный коктейль, присоединился к Мэтту у входа в торговый комплекс. С другой стороны улицы, из паршивых динамиков Джонни Рокетса пел голос молодого Элвиса:
Она — мой лютик… Я влюблен до жути!Эндрю неохотно оторвался от соломинки.
— Можешь представить, что испытываешь гордость, называя кого-нибудь своим лютиком?
Мэтт задумался.
— Ну, например, знакомишь ее с кем-нибудь и говоришь: «Это мой лютик». Слушай, ты что, напустил в штаны?
— Черт! — выругался Мэтт и посмотрел на свои брюки цвета хаки, которые, как непременно полагалось у семнадцатилетних мальчишек, были на шесть размеров шире в поясе и прикрывали только нижнюю ягодичную зону. «Джет-Бласт Юниор» все-таки протек, и теперь у Мэтта справа в промежности расплывалось темное пятно. — Черт! — повторил он.
— Дженни идет, — предупредил Эндрю.
— Черт! — Мэтт резко выдернул из-за пояса майку и попытался натянуть ее на пятно.
— Привет, — поздоровалась Дженни.
— Привет, — ниже пояса Мэтт вывернулся так, чтобы пятно смотрело в другую сторону.
— У тебя что там в кармане, водяной пистолет? Или ты это от радости, что меня увидел?
Эндрю прыснул и загоготал — изо рта на тротуар полетели брызги шоколадного коктейля. Мэтт хотел его пихнуть, но не достал.
— И где же мы все это проделаем? — спросила Дженни. — Я так понимаю, что свидетель должен быть один. А здесь, похоже, многовато народу.
— Может, пойдем туда? — Мэтт махнул рукой в сторону Гранд-авеню. — Там перед «центовкой» [5] есть автомобильная стоянка.
— Хорошо, — согласилась Дженни.
— Послушай, — начал Мэтт, — после того как я тебя замочу, если тебе нечего делать, ну, в общем, я хотел сказать…
— Он хотел сказать, — Эндрю быстро увернулся от нового тычка, — он хотел сказать, что гордится, что ты его лютик.
— Мэтт, — торжественно объявила Дженни, — почту за честь быть твоим лютиком.
5
«Центовка» — магазин товаров повседневного спроса типа «Тысячи мелочей». Впервые создан Ф.У. Вулвортом в 1879 году. Любой товар в нем продавался за пять или десять центов.
Ух!
— О’кей, — так же торжественно произнес Мэтт. — Но сначала я должен тебя замочить.
Они направились к «центовке». Мэтт всячески старался не показывать Дженни пятно, но в остальном чувствовал себя рядом с ней легко и естественно. Покидая освещенную и шумную Кокосовую аллею, подростки не заметили плотную фигуру борца с преступностью Джека Пендика, который неверной походкой следовал за ними в двадцати пяти футах — рука на пистолете в кармане, в расплавленных мозгах все то же гнусавое подвывание Фила Коллинза.
ШЕСТАЯ
— Я ничего не вижу, — пожаловался Эдди.
— А ты, черт побери, постарайся! — ответил Снейк.
Они стояли на пороге «Веселого шакала» с колготками на головах. Снейк натянул на лицо левую ногу, а правая болталась на груди. А Эдди угодил носом в тазовый отдел, так что обе ноги мотались по спине, от чего он сделался похож на большого испуганного кролика.
— Я тебе говорил, — не унимался Эдди, — надо было брать посветлее.
— Что взяли, то взяли, — буркнул Снейк.
Они обзавелись колготками в «центовке» в Кокосах и не имели возможности особенно выбирать, потому что Снейк их стянул, пока Эдди отвлекал продавца, изображая припадок. Снейк, слямзил первое попавшееся. Им достались эластичные «Хейнс» блестящего черного цвета на полных женщин.
— С тем же успехом можно надеть на голову ведро.
— Делай, что я сказал, вот и все! — взорвался Снейк. — Пакет при тебе?
— При мне, черт бы его побрал, — Эдди похлопал по свернутому и засунутому за пояс шортов мешку для продуктов из магазина «Уинн-дикси». План был такой: пока Снейк держит под прицелом бармена, Эдди наполняет мешок деньгами из кассы, начиная с самых крупных купюр, затем помельче и, если позволит время, монетами.