Большие неприятности
Шрифт:
— Они стреляют из духовых ружей прямо в баре?
— Нет, это было бы безрассудно, — ответил Элиот. — Стреляют здесь, во дворике. Как следует напьются и стараются поразить цели в нескольких футах от дорожки, где гуляют ни в чем не повинные люди.
— Осторожность никогда не помешает, — заметила Анна. — И как ваши успехи?
— Никогда не попадал в цель. Но и в посторонних граждан как будто бы тоже. Судить, конечно, трудно — было темно. Но я не слышал, чтобы кто-то завопил. Пообедаем?
— Обязательно.
Они вошли в ресторан и устроились за столиком у окна. Анна отдала Элиоту очки, чтобы тот смог прочитать меню. Оба заказали рыбные сэндвичи и чай
— Ну как, — спросил Элиот, — полиции что-нибудь удалось обнаружить?
— Нет. И мне кажется, они и не собираются ничего обнаруживать. Должно быть, я была наивной: все воображала, как детективы ходят вокруг дома с увеличительным стеклом. Представляете: ищут зацепки.
— Припудривают предметы в поисках отпечатков пальцев и изучают волокна?
— Что-нибудь в этом роде. А они ведут себя совсем по-другому: «В вас кто-то стрелял? Какая проблема?»
— Дела… Не очень-то приятно, когда не знаешь, кто это сделал.
— И не вернутся ли эти люди опять.
— Думаете, они могут вернуться?
— Не знаю. Но у меня такое чувство, что муж подозревает больше, чем мне говорит. Ведет себя очень странно. Даже для него. Ночью куда-то ушел, а утром не вернулся. Мне так лучше… Хотя я обещала не касаться этого предмета.
— Ничего-ничего, — успокоил ее Элиот. — Касайтесь сколько угодно, — ему, похоже, нравилось, когда она заводила об этом речь.
— Нет, — возразила Анна, — хватит говорить обо мне. Теперь давайте о вас. Чем вы занимаетесь?
— Рекламой.
— Какой рекламой?
— Ну, скажем, сегодня рекламировал буфера.
— Что рекламировали?
— Буфера. Те самые, что в выражении «потискать за буфера».
— Ах вот как!
— Может быть, вернемся к вашему браку.
— Нет-нет, я хочу послушать о рекламе буферов.
И Элиот рассказ ей о «Молот-пиве», о важном жирном безмозглом чертовом клиенте. Рассказал о соседе-аудиторе, который его ненавидел. О взлете и внезапном крахе своей журналистской карьеры. Рассказал, как они встретились в колледже с Пэтти и влюбились друг в друга, как все время ходили на танцы. И потом как было чудесно, когда родился Мэтт. Но тогда они уже не ходили на танцы, но поклялись, что снова начнут, когда Мэтт немного подрастет. Но так и не начали. И вскоре после того, как бросили говорить о танцах, бросили говорить почти обо всем. Занимались любовью только тогда, когда ни один не успевал придумать отговорки, что случалось чрезвычайно редко, потому что сходила любая, хотя бы: «Я сегодня что-то здорово устал», а они оба уставали каждый вечер. Рассказал о медленном мучительном соскальзывании к разводу, о том, каким он чувствовал себя виноватым, как понял все Мэтт, и от этого вина показалась еще острее. И наконец объявил, что водит «КИА».
— Теперь ваша очередь, — предложил он.
Анна рассказала, что замужем во второй раз. В первый раз она вступила в брак с парнем, с которым встречалась во время учебы на последних двух курсах Университета Флориды. Он был капитаном команды по теннису, происходил из очень обеспеченной семьи и отличался столь невероятной красотой, что все, особенно матушка, прожужжали Анне уши, что только ненормальная на ее месте не выйдет замуж — они будут такой красивой парой.
— Брак был замечательным, это правда, — продолжала она, — пока на втором часу брачной церемонии подружка не открылась в дамской комнате, что мой новоиспеченный муж только что засунул ей в рот язык, да так глубоко, что достал чуть не до гланд. Этот тип не умел держать в штанах свой прибор — точно как Билл Клинтон, только у моего не было понятий
Но Анна прилепилась к нему, потому что мать сказала, что она должна заставить их брак работать.
— Но пока я пыталась сделать из нашего брака конфетку, муж старался не упустить ни одной женщины, что попадались ему в округах Дейд и Броувард, и большей частью преуспевал. Никогда не выходите замуж за невероятно красивого мужчину.
— Не буду, — пообещал Элиот.
— И вот когда после рождения Дженни ему, наверное, в пятидесятый раз потребовалось три часа, чтобы отвезти ее няню домой, я подала на развод. И тогда узнала, как его семья сделалась такой обеспеченной: у них не принято давать кому-нибудь и ломаного цента.
— У вас разве не было адвоката? — спросил Элиот.
— Конечно, был. Зато в распоряжении экс-муженька был весь верховный суд. Таким образом он получил все деньги, а я получила Дженнифер. И таким образом мы оказались в трущобе. Вот почему даже Артур мне кажется сносным, впрочем, обещаю больше не плакаться.
Ланч продолжался еще в течение четырех чашек чая со льдом. На пути из «Тауруса» к ним пристали два бездомных увечных ветерана вьетнамской войны. Только вот увечными бездомными ветеранами вьетнамской войны они вовсе не были. Потому что были Эдди и Снейком, которым исполнилось девять и шесть соответственно, когда вьетнамская война уже кончилась. Но после того как Снейку досталось по ноге, им пришла в голову мысль сделаться ветеранами. Они слонялись по Кокосам и канючили у людей деньги. И в некоторые дни новое занятие приносило больший доход, чем помощь на парковке. Эдди видел в этом потенциально важное изменение в карьере.
— Эй, мужчина, — обратился он к Элиоту, — не поможете инвалидам-ветеранам?
— Нет, — отрезал Элиот, который давно приметил его в Роще.
— Ну, и пошел на… А вы, симпатичная леди, — Эдди повернулся к Анне. — Не хотите мне что-нибудь дать?
— Лучше я тебе дам, — Снейк ухватил его за промежность.
Анна и Элиот продолжали идти.
— А еще берутся утверждать, что фантазия мертва, — заметила она и, когда они дошли до ее машины, добавила: — Спасибо за угощение.
— Не за что. Вы доставили мне удовольствие. Может, хотите сохранить мои очки, чтобы мы могли все повторить.
Анна рассмеялась, но не ответила. И принялась рыться в сумочке в поисках ключей.
— Вы считаете меня невероятно привлекательным? — спросил Элиот.
Анна подняла от сумочки глаза и на секунду задержала взгляд на его лице.
— Нет, — ответила она.
— Фью, — присвистнул Элиот.
Она снова засмеялась и опять всмотрелась в его лицо. У нее были самые зеленые на свете глаза.
— И еще, чтобы вы знали, — добавила она, — я обожаю танцевать.
— Вот так так, — вздохнул Эдди, наблюдая, как удалялись Анна и Элиот. — Просто не верится, что некоторые способны так относиться к ветеранам. И это после того, что мы сделали для страны.
— Ни черта мы не сделали, — резонно заметил Снейк. — И никакие мы не ветераны.
— Но они-то этого не знают, — возразил Эдди. — Будь я постарше, я бы стал ветераном — факт.
— Тебе бы хоть восьмой класс закончить.
— Дело вовсе не в этом, — возмутился Эдди. — А в том, что они — неблагодарное дерьмо, — он сплюнул на тротуар коричневатую жвачку. — Только три доллара сегодня и надыбали.
— И в этой связи я хочу кое-что предпринять.
Эдди замер.
— Помнишь того хмыреныша из «Шакала», который уделал мне лодыжку?