Большие приключения маленького города
Шрифт:
– Кто ты, откуда, и кем работаешь?
Сергей назвал свои данные, место жительства и сказал, что работает юристом.
– А до этого кем? – продолжал расспрашивать этот «скользкий» тип.
– Не скажу! – твердо произнес юрист.
Теперь ответу на такой простой вопрос сокамерниками придано принципиальное значение, и внимание всех присутствующих оказалось приковано к нему. У Галкина от внутреннего напряжения не выдержали нервы. Он резко разорвал на себе рубашку, встал в боевую стойку. Осмотрев своих оппонентов, с вызовом прокричал:
–Подходи по одному, у кого есть ко мне вопросы, отвечу всем!
– Каратист что ли? – спросил чеченец.
– Подойди и узнаешь! – последовал ответ.
– К нам до тебя заходил один каратист, вон на стене теперь прибитый гвоздиком, – улыбаясь, произнес кавказец. Галкин взглянул на стену, на ней висела часть копченой грудной клетки барана. Присутствующие засмеялись, а чеченец миролюбиво произнес:
– Красиво зашел. Теперь успокойся и привыкай к тюремной жизни.
Так Сергей познакомился с Шарипом, бывшим следователем милиции. Камера-то оказалась все-таки «ментовской», как ее называют заключенные. Те, кто имел наколки, попали в СИЗО уже не первый раз, одноглазый оказался в прошлом военнослужащим, а малолетку сильно избили в своей камере и его перевели к бывшим правоохранителям.
Успокоившись, Сергей продолжил изучать временное жилище. Посередине стоял стол для принятия пищи, рассчитанный на десять-двенадцать человек. По обе стороны – металлические лавки, на которые сверху прикреплены доски. Ножки немудреной мебели вмурованы в пол. Справа и слева от него вдоль стен вплотную друг к другу расположены двухъярусные металлические кровати, основания которых также забетонированы. Ничто в камере не могло служить в качестве ударных орудий при конфликтах. В углу находился, огороженный грязными занавесками туалет, типа общественного городского, рядом кран с водой и раковиной. В общем, полный набор современных бытовых удобств. Имелись и два окна, на которых установлены толстые решетки. Камера частенько проветривалась открытием форточек, но запах, тем не менее, стоял крайне неприятный. Пахло табаком и не очень чистыми мужскими телами.
Но реально поразили Сергея сквозные дыры в толстых стенах между камерами, через которые можно легко при желании просунуть руку. Здесь их называли, почему-то, «кабурами», с ударением на первом слоге. Через них круглосуточно передавались записки – «малявы», в соседние камеры или продукты питания – чай, сахар, конфеты, хлеб. Записки тщательно запечатывались в целлофан, с помощью спичек. Получался прямоугольник длиной пять сантиметров, шириной – один. Прямо на пленке указывается адрес – номер камеры, куда она предназначалась и фамилия или кличка, или как здесь говорят «погоняло» получателя. Снизу указывалась камера отправитель. Для продуктов сшивались из ткани специальные мешочки – «маслы», размером примерно двадцать на семь сантиметров. Прямо на ткани шариковой ручкой пишутся адреса – кому и от кого. При повторном употреблении, ненужное просто зачеркивается, и обозначаются новые координаты. Галкин, работая в уголовном розыске, даже и подумать не мог, что в СИЗО так легко согласовать защиту подельникам – лицам, проходящим обвиняемыми по одному уголовному делу.
В каждой камере выбирался среди зэков старший или «смотрящий». Решение принимали сами арестованные. Как правило, «смотрящий» наиболее уважаем среди сидельцев. Он следил за порядком, улаживал внутри камерные конфликты, назначал дежурных на сутки, а также ответственных за питание и «дорожников». «Дорожниками» называли лиц, обеспечивающих круглосуточную работу тюремной почты. В «хате» № 38 «смотрящим» был Шарип, бывший чемпион Чечни по каратэ и безусловный авторитет для всех сидельцев. Питались в камере с «общака», то есть все передачи с воли сдавались назначенному лицу, который отвечал за справедливое распределение продуктов между всеми сидельцами. Правда, каждый мог оставить себе небольшое количество сигарет и конфет. С «общака» все делилось поровну, несмотря на то, что передачи регулярно приходили далеко не всем. По этой причине покушать досыта никому не удавалось. Тюремная кухня, которую регулярно привозили «баландеры», настолько невкусная, что не каждая собака проявит к ней интерес. Пару раз, скорее из любопытства, чем по нужде Галкин ее попробовал. Однако открывшаяся хроническая язва на желудке сразу дала понять опасность таких гастрономических экспериментов.
Еще Сергей заметил, что, то один, то другой сиделец подходит к баночке, стоящей на тумбочке возле одной из «шконок», и тщательно намазывает тело какой-то мазью.
– А это что? – спросил он у Шарипа.
– Узнаешь сам,– лаконично ответил тот.
Узнал…. Тело чесалось так, что от ногтей оставались кровавые царапины. Четко просматривались две точки, по всему организму. Юрист тоже воспользовался спасительной мазью из баночки. «Зато теперь неделю нельзя будет принять душ или ванну, а также сходить в бассейн», – с ухмылкой подумал он. В таких местах инфекция распространяется очень быстро, избежать ее практически невозможно. Заболел один – заболели все. Подъем по расписанию в шесть часов утра, но в СИЗО №1 режим в целом не строгий, обычно спали до восьми. Потом – туалет, утренняя проверка. Во время нее всех арестованных выводили в коридор, кроме дежурного. Несколько офицеров следственного изолятора выясняли просьбы, жалобы, пожелания сидельцев. Затем всех помещали обратно в «хату» и комиссия следовала к следующей камере.
Или до обеда, или сразу после него покамерно сотрудники учреждения выводят зэков на прогулку в тюремный дворик. Ходили не все, а только те, кто хотел сам. Дворики прямоугольные, кирпичные, размером четыре на два метра. Вместо крыши – решетка. Выражение «небо в клеточку», наверное, пошло отсюда. Обычно сидельцы просто стояли и курили. Однако Галкин в углу, чтобы никому не мешать, отрабатывал удары ногами в стену и руками по воздуху. В противоположном углу проводил тренировку Шарип. Однажды сокамерники настойчиво попросили каратистов показать настоящий бой. Чеченец и Сергей провели между собой спарринг, но, конечно, не в полную силу. Правда и этого хватило, чтобы авторитет среди сидельцев у обоих укрепился.
Реальная радость в следственном изоляторе одна – баня. По сути это обычная душевая на восемь-десять леек. Но есть и лавочки, и тазики, и хозяйственное мыло, которое выдают небольшими кусочками. И возле бани – единственная большая площадка на улице, где сверху нет решеток. К тому же имеется пара клумб с красивыми цветами и…самая обычная трава возле асфальтовых дорожек. Конечно, к октябрю вся растительность заметно увядала, и от былой яркости остались довольно блеклые краски.
Однако для тех, кто двадцать четыре часа в сутки видит вокруг себя толстые каменные стены, покрашенные в унылые цвета, и такие картины радуют глаз. Водят на помывку строго по графику, раз в неделю. Никто не пропускает, …если, конечно, не борется с чесоткой. Некоторые арестованные устраивают в бане стирку личного белья и одежды. Справедливости ради стоит отметить, что вещи можно сдать и в прачечную при СИЗО. Принимают грязную одежду, выдают чистой, те же «баландеры», что развозят еду.
Примечательно то, что порядок в изоляторе поддерживают не только сотрудники, но и сами сидельцы. Помимо «смотрящих» в каждой камере, есть «смотрящие» за левым и правым крылом каждого корпуса, над ними старший по корпусу в целом. А в самом верху местной иерархии – «смотрящий» по тюрьме. Он вольно или невольно постоянно поддерживает отношения с администрацией следственного изолятора. Большую часть споров и конфликтов, возникающих между сидельцами, разрешают не работники СИЗО, а выбранные авторитетные люди. Тех, кто нарушает «общаковый» порядок, то есть «понятия», наказывают тоже они, иногда физически. Самые уважаемые среди арестованных «черные хаты» – это обычные камеры, где сидят обычные люди. Их в изоляторе примерно девяносто процентов. Менее уважаемые – милицейские или ментовские «хаты», где сидят бывшие сотрудники правоохранительных органов. Еще ниже – «хаты» баландеров, затем – отдельно сидящие выявленные «стукачи» и в самом низу этого «табеля о рангах» – камеры опущенных. Если кто-то из сотрудников изолятора грубо нарушит негласные договоренности с сидельцами, то «смотрящий» по тюрьме может объявить общий бунт. В этом случае все зэки начинают стучать в двери ногами, руками, посудой, громко кричат, создавая невероятный шум даже в ночное время. Недоразумение улаживается старшим офицером СИЗО и «смотрящим» по тюрьме через переговоры.
Время от времени по тюрьме проводятся обыски. Сидельцев выводят из камеры вместе с матрацами, бельем и одеждой в коридор, а все, что остается в «хате» переворачивают, как говорится, «кверху дном». Но это так должно быть в принципе…. На практике же, в ивановском изоляторе в те времена выходили в коридор только самые законопослушные сидельцы, остальные оставались в камере. Их небрежно обыскивали на месте. Из развлечений в «хате» имеются шахматы, шашки, домино. При следственном изоляторе есть и библиотека, в которой можно взять книгу для чтения. Телевизоров в те времена в камерах не имелось, а вот радио практически вещало от подъема до отбоя. Выключить его никто даже не пытался. Особенно любили слушать передачу «Облака», специально для зэков и о зэках, о жизни в неволе. Шарип как-то предложил Галкину сыграть в шахматы. Проиграв несколько партий подряд, кавказец вышел из себя, разбросал пластмассовые фигуры по камере. Некоторые из них при этом сломались. Успокоившись, горячий житель гор собрал их с пола, склеил с помощью спичек, и игра началась сначала.