Большое голодное путешествие
Шрифт:
Когда, в апреле, начинали с грохотом вскрываться речки, папы брали нас на весеннюю рыбалку! Чтобы сварить ухи из сковородников. Тогда открывалась другая Камчатка. Камчатка – рыбацкая. Я с твердостью могу заявить, что в нежном возрасте знакомство с рыбной кулинарией нужно начинать именно со сковородников. Таких молоденьких рыбешек. Молоденьких, как ты сам. Сковородник – это, на самом деле, голец. Только маленький. Не знаю, кто придумал называть молодого гольца сковородником. Видимо, оттого, что он целиком помещается на небольшой сковородке. И главное блюдо из него – несомненно уха. И, непременно, на костре. Две картофелины, луковица которую нельзя резать (только целиком), соль, перец, лавровый лист. Если повезло – горсть укропа. Можно, конечно, немного повыпендриваться. Лимон, сливочное масло, кусочки сала, лучше копченого, стручки острого перца… Насколько вашей фантазии хватит. Кто-то скажет об обязательной рюмке водки, чтобы именно – в котелок. Поговаривают о тлеющей головешке… Лишнее. Главное – рыба! Внушительная горсть сковородников. Скользких, душистых… На выходе –
Я не стану углубляться в детское местечковое гурманство. Меня мало кто поймет, если я начну рассказывать о молодых, нежно-зеленых побегах шиповника. Хрустящих, сочных, с терпким вкусом. О молодом борщевике, похожем на молодую морковку. Сейчас я и сам не рискну полакомиться такой экзотикой. За исключением, может быть, папоротника. Только папоротник – это не исключение. Его нельзя обойти вниманием. О нем можно написать отдельно. Несколько страниц. Мелким почерком. Познакомили меня с папоротником, естественно, родители. И не дома, а в ресторане. Если то самое заведение можно было назвать рестораном. Не стану его рекламировать. Хотя, название помню. Его уже и в помине нет. Папоротник стал очередным кулинарным открытием. Не шашлык, конечно, и не пельмени. Он разместился на отдельной полке. И его я, как-нибудь, подробно опишу.
Камчатка, тем временем, раскрывалась все новыми и новыми кулинарными красками. Со всей мощью собственной красоты с одной стороны, и воздействием, которое оказывает полная изоляция – с другой. Наши родители, как могли, пытались раскрасить скудное предложение. Плюс местная природа, плюс причуды советского снабжения, плюс присутствие симпатичного национального элемента. Эти факторы, безусловно, и сформировали мое беззащитное гастрономическое мировоззрение. По крайней мере, пока я не начал думать сам. А точнее, пока голод не стал управлять моими руками без посторонней помощи. Помню все до мелочей. Что, у кого, в каком году, и при каких обстоятельствах… Создавалось впечатление, что окружающий мир, прямо или опосредованно, взялся за мою гастрономическую личность. Камчатка боролась с родителями, родители – с Камчаткой. В ход шли уговоры, угрозы, обещания, даже запрещенные приемы… все – ради моего вкусового «Я». В результате, все проиграли. Или победили. Непонятно. Я не переметнулся ни в один лагерь. Все, что предлагали мне обстоятельства, благополучно перемешалось в моем неокрепшем сознании. Калейдоскоп событий и вкусов. Сначала папа принес домой «ХЕ». Это такое блюдо из сырого мяса. Взрыв! Потом его угостили перцовой пастой, которую готовят, чуть ли, не в противогазе. Еще один взрыв. Потом он привез с рыбалки много свежей селедки. Мама приготовила нечто фантастическое. Каждая рыбка заворачивается в фольгу, с луком, кусочком сливочного масла, солью, перцем и лавровым листочком. По квартире распространяется умопомрачительный запах. Блюдо навсегда поселилось в личном рейтинге.
Потом началась совершенно другая история. Папа принес целую коробку венгерского лечо и ящик прекрасной говяжьей тушенки. Другой просто не было. Какой из этого следует вывод? Срочно объединить эти два продукта. Разогреваешь тушенку, добавляешь лечо. Немного перца. Или много перца. Как душа пожелает. Можно использовать перцовую пасту, принесенную ранее. Ту, которую в противогазе… Много лет спустя я это попробую под названием «Чили кон карне». А в тот момент – какое «чили»? Какое «кон карне»? Готова очередная гастрономическая радость.
Потом мама объявила о «мясе по-французски». Кто-то принес на работу свой личный «архив». Увесистую картонную папку «Дело» с завязками. На одной из строк шариковой ручкой, или даже фломастером, было аккуратно выведено слово «РЕЦЕПТЫ». Многие хозяйки в те времена имели подобный «архив». Из вырезанных ножницами журнальных статей, открыток, страниц отрывного календаря, исписанных тетрадных листков… Передаваемый по наследству, пополняемый и бережно хранимый. Это «мясо по-французски» – оттуда. Примитивно, но бронебойно. Мясо-лук-сыр, мясо-лук-сыр, и так далее. Плюс некоторые специи и немного масла. Ну, вот, зачем? Душа опять заметалась. Этим поступком «мамин» лагерь пошел в решительное наступление.
Потом на повестку дня вышло чахохбили. С гречкой. Именно с гречкой. Ни с чем другим. Очередной успех, хоть и промежуточный. И короткая передышка. Что? То же самое, только из утки? Ну хватит! Дайте хоть дух перевести.
Потом в бой вступило изолированное камчатское снабжение. Точнее, его издержки. Завезли какой-нибудь продукт – этот продукт распространяется повсеместно. Вот, казалось бы, ты уже избалован, подкован и искушен. Тебе хочется чего-нибудь, эдакого… А, вот, перебьешься. Полки магазинов не радуют пестротой. На полках – очередной венгерский или болгарский шедевр. И население в очередной раз употребляет один и тот же продукт. В памяти всплывают названия: «Охотничий салат», «Дунайский салат», «Асеница», «Маринованные огурчики», в пузатой, восьмисотграммовой банке, «Томаты в собственном соку», «Гювеч», «Перцы, фаршированные овощами» … Жизнерадостная тетка с этикетки надолго заселяется в каждую квартиру. А кетчуп, до которого далеко старику Хайнцу! А молдавские соки в трехлитровых банках! Ррраз… и это в каждой квартире, на каждом столе, в каждой подсобке, в каждом турпоходе или на каждом культурном
Что-то я отвлекся. Хватит о грустном! вернемся к формированию вкуса. Моего вкуса. Что же дальше? Подключались соседи, родственники или просто хорошие знакомые. А также сослуживцы родителей. Все это связывалось с советским понятием «пойти в гости». А гости – это значит «прошу за стол». В моем случае, самые ближайшие «гости» находились в нескольких сантиметрах. То есть, в соседней квартире. Моя личная коллекция пополнилась курицей «на соли», от которой потом несколько часов проветривали. И блины. Да, да, обыкновенные блины, которыми регулярно угощала соседка. Боже, какие это были блины! Нежные, воздушные… С миллионами маленьких дырочек. С вареньем или повидлом, медом или сгущенкой, маслом, сметаной, жидким яичным желтком… Вкусные настолько, что их буквально противопоказанно было чем-нибудь фаршировать. Я вообще считаю, что фаршируют блины исключительно для нивелирования собственного бессилия. К этому празднику вкуса некоторые предпочитали чай. Я же настаивал на холодном молоке. Литр – не меньше! И, по возможности, залпом.
Иногда, в часы максимально приподнятого настроения родителей, меня отпускали к моей кузине. С ночевкой. Я ждал этого момента с трепетом, с придыханием. Ночные посиделки, с диафильмами. Не знаю, помнит ли кто-нибудь такое развлечение. Там, для меня явились настоящим откровением два совершенно неожиданных, по тем временам, продукта. Зеленый салат и консервированная сайра. Ну, зеленый салат, понятно – почему… Семья моей тетушки была с претензией на интеллигентность… Петропавловск. То есть, почти столица… А сайра в банке… Что сказать о сайре? Попробовал… и обомлел! Такой сайры сейчас нет. И вряд ли будет. Скажете, ностальгический скулеж? Отчасти – да. В этом плане, я – консерватор. То есть, утверждаю, что раньше консервы были – ого-го! А, если разобраться… Сайра – нежнейшая рыба! Ее готовили исключительно в море. На огромных плавбазах. Не имея ни малейшего представления о заморозке, транспортировке и, не дай Бог, хранении. Тогда понимали, что сайру нужно готовить исключительно в день вылова.
Был, правда, еще один продукт в тех «гостях». Точнее, блюдо. Тетушка никогда не держала рецепт в секрете. Во-первых, ничего друг от друга не скрывали. А во-вторых, скрывать было нечего. Просто до банальности. Сначала нашинковать капусту, помять хорошенько… Дальше – соль, уксус, чеснок. Затем мелко порезать мясо, любое, хоть жирную баранину. Разогреть масло, буквально, бухнуть туда красного перца. И быстро обжарить мясо в этом раскаленной смеси. Ну как обжарить… Просто, чтобы побелело. Затем – вывалить в капусту вместе с горячим маслом. Перемешать, и… Я мог употребить этого салата, столько, что… Короче, пока он есть. То есть, до бесконечности…
Я подрастал, а, вместе со мной – моя страсть к еде. Тоже подрастала, эволюционировала. Изредка омрачая беззаботную картинку каким-нибудь жареным луком. Лук, буквально преследовал меня. Не отпускал. Я пытался избавляться от него. Как мог. Готовит папа уху, вываривает целую луковицу. Я пытался ее не замечать. «Папа, съешь сразу! Чтобы я не видел» Готовим жаркое – распространяется волнительный запах. От лука опять нет спасения. Пытался выбирать. Папа раздражался: «Шелудивый поросенок!» Борщи, гуляши, солянки, начинки… Всюду – лук. Воевал, наверное, до студенчества. Пока не проголодался. На самом деле, без баловства и хулиганства. И, однажды, решился. Съел! В итоге, так полюбил, что некоторое время сам искал встречи с жареным луком. Отдельно готовил жареный лук! А окончательный, решающий удар по луку нанес при помощи французского друга, по совместительству, шефа. Он приготовил классический парижский луковый суп. С вином, сливочным маслом, гренками и сыром… Больше я с луком не воевал. Единственное, с чем я не справился, так, это со сладостями. Нет, я не враг сладкого. И сладкое – не враг мне. Просто равнодушен. Ну, не трепещу. Говорят, что все мужчины – безнадежные сладкоежки. Так это – ложь. И я, тому – живой пример. Даже к чаю… Зато, при употреблении чая, приобрел неподдельную страсть ко, всякого рода, сочетаниям, смесям. С алхимическим азартом люблю смешивать все со всем. Причем, самым неожиданным образом. Не могу даже чаю выпить, если в нем не намешано всякого… Клубника, земляника, брусника, яблоко, слива, рябина, жимолость… Про лимон скромно умалчиваю.