Большое сердце
Шрифт:
За дощатой стеной библиотеки послышались возбужденные голоса. Сослуживцы, тискали в объятиях Струкова, поздравляли. Майор подошел к окну. Солдаты толкались в курилке.
— Прекратить восторги! — раздался притворно строгий голос ефрейтора Тимкина. — Это же обычное дело у танкистов — быть молодцом. Чего же галдеть? Вот, пожалуйста, тоже танкист. Пишут о нем…
Зашелестела газета.
— А ну, рассаживайся.
— Кто там такой, о каком танкисте говоришь?
— Выключай свой громкоговоритель и слушай.
— У Тимкина дед в
Наконец, шутки смолкли, и майор Макарычев услышал громко прочитанный заголовок газетной статьи: «Экскаваторщик Федор Матвеевич Дубов».
Из книгохранилища вышла Нина и встала рядом с мужем.
Сгрудившись около Тимкина, танкисты слушали. Ефрейтор читал:
«Это были трудные для строителей дни. Песчаные смерчи столбом поднимались в мутное небо, а затем с силой обрушивались на землю, сбивая с ног людей, засыпая машины. Экскаваторщик Федор Дубов, изучивший особенности этих мест еще в дни войны, многое предусмотрел. Надежно было укрыто большинство трущихся механизмов, подвезены запасные детали и тросы. На работе в такое время могло случиться всякое».
Макарычев взял потухшую папиросу, взволнованно раскурил. Жена недоуменно посмотрела на его подрагивающие руки.
— Ты что?
— Все объясню, Нина. Мысль дикая, но мало ли что бывает…
«Сейчас, — продолжал Тимкин, — когда идут завершающие работы, Федор Матвеевич Дубов готовит трассы для отводных каналов. Он часто шутит:
— Снова траншеи рою, снова в бою.
Эти слова Дубов произносит не напрасно. В степях, выжженных беспощадным солнцем, бывший танкист дрался с врагами нашей Родины, а теперь строит Волго-Донской канал. О его боевых заслугах красноречиво говорят два ряда орденских ленточек на отвороте пиджака…»
Макарычев взял жену под локоть, отвел от окна.
— Сегодняшняя газета?
— Да, только что принесли.
Майор прошел следом за Ниной, прикрыл дверь.
— Дай-ка мне.
Отыскав очерк о Дубове, он прищурился.
— Нинуся, ты помнишь Федора Дубова?
— Какого?
— Того, что на нашей свадьбе был, а потом уснул за столом.
Нина засмеялась.
— Рябоватый такой? Все какой-то анекдот рассказать пытался. Только начнет, расхохочется и забудет.
— Да, и за тобой немножко ухаживал.
Нина по-девичьи зарумянилась.
— Так вот, это о нем.
Нина взглянула на портрет.
— Не узнать. Ого, какой стал!
В дверь постучали.
— Нина Сергеевна, — ворвался ефрейтор Тимкин, но, увидев командира батальона, примолк, смущенно вытянулся.
— Ну, что у тебя? — мягко произнес Макарычев, — говори, не обращай на меня внимания.
— Я вот насчет-чего, Нина Сергеевна. Ребята говорят, надо письмо написать Дубову. Наш брат — танкист. Вот бы сегодня, когда все соберемся. Поможете?
— А вы майора попросите, — Нина лукаво улыбнулась. — Дубов его хороший приятель.
Ефрейтор
Разговор наладился не сразу. Пришлось трижды сказать «садитесь», пока солдаты набрались смелости сесть в присутствии командира батальона. Все казалось, что сейчас он у кого-то заметит слабо пришитую пуговицу или несвежий подворотничок, вспомнит какую-нибудь прошлую оплошность или выговорит за грязное оружие.
Нина Сергеевна сидела неподвижно, сжав в кулачках газету. Заметив, как пульсирует на виске Михаила вздувшаяся жилка, она встала, подошла ближе.
— Федора Дубова я тоже немного знала… Он на нашей свадьбе уснул.
Солдаты улыбнулись. Тимкин удовлетворенно хохотнул.
— Проснулся уже под утро, пожевал огурец и спрашивает: «Чего замолчали, давайте песню споем». Ему никто не ответил. Тогда он убежденно заявил: «Вот, говорил же: пейте помаленьку, иначе спать завалитесь».
Напряженность растаяла. Макарычев смеялся вместе со всеми.
— Веселый парень был, — подхватил он разговор жены. — Любили его в батальоне.
Беседа затянулась. Офицер вспоминал боевые эпизоды, в которых главным героем был механик-водитель старшина Федор Дубов.
— Танк водил — дух захватывает! А каким пришел ко мне в экипаж… Сердце екнуло: обмундирование на нем мешком, вида никакого, взгляд вроде растерянный. Ну, думаю, навязали гирьку на шею… После обеда смотрю — новичок танк ощупывает. Ходит, заглядывает всюду, любопытствует. Не выдержал, подхожу и спрашиваю: «Трудная штука?» — «Очень», — отвечает. — «Боишься?» — «Чего бояться-то?» — «Как чего, — рассердился я, — а вдруг ничего не поймешь, ничему не научишься?» — «Нет, — говорит, — товарищ старший лейтенант. Как это можно не изучить, когда желание есть?» И взгляд у него сразу другой стал — строгий, с упряминкой.
Поверил я. Нельзя человеку не верить, если у него желание есть, любовь к делу. Позже мы много беседовали, подружились. Я ведь с малолетства с техникой вожусь. — Майор улыбнулся. — Пяти лет у матери швейную машину портить научился, а в десять — исправлять. До армии механиком в МТС работал… Так вот, он все слушал, расспрашивал. Задумается иногда и скажет: «Был портным, теперь — танкист. Смехота…»
— Так вот, это тот самый Федор Матвеевич, с которым шел я по фронтовым дорогам… Да, были дела, ребята… Вспомнишь — и молодеешь вроде.
— А вы уж и не так стары, — набрался храбрости Тимкин.
Нина благодарно улыбнулась. Макарычев похлопал его по плечу.
— Был сноп казист, да вымолочен, кажись.
— Ну уж, придумаете… А как вы, товарищ майор, насчет письма? Нина Сергеевна поддерживает.
— Коли Нина Сергеевна за, то мне-то подавно надо соглашаться. Вы, комсомольцы, и сделайте это. О себе расскажите: как учитесь, как трудности преодолеваете. Примеров много. Вот хотя бы о сержанте Струкове. Порадуйте строителей. Есть чем.