Большое зло и мелкие пакости
Шрифт:
Выбор был трудный.
Он уедет и не приедет больше никогда. “Не станет беспокоить”, как будто все дело в беспокойстве! Она останется одна, и все ее надежды лопнут от звука захлопнувшейся за ним двери.
Нет, одна она не останется. С ней будут Федор и Алина. Как всегда. С ней просто не будет Потапова. Ну и что?
Ничего. Его не будет в ее жизни, только и всего. Как не было неделю назад. И месяц назад. И год. Она прекрасно обходилась без него — без его юмора, цитат из книг, ненавязчивого запаха одеколона, фальшивого пения
Обходилась же?
И дальше обойдется.
Зачем он втягивает ее во что-то совершенно невозможное, лишнее, усложняющее ее и без того трудную жизнь!
— Маня, — позвал Потапов.
Она молчала. Он раздражался.
— Ну?
— Митя, прости меня, что я так на тебя напала…
— Я не об этом. — У него был холодный властный голос, ранее ею не слышанный. — Что мы решаем?
Решаем! Как будто она на самом деле могла что-то решить! Как будто ее решение имело значение! Как будто это не было очевидно.
— Митя, я совсем…
— Маня, не скули.
Он поднялся с дивана, оказавшись вдруг очень высоким, неожиданно высоким.
— Митя, — пугаясь собственной храбрости и — еще больше! — того, что он сейчас уедет, выговорила она, — я не хочу, чтобы ты уезжал. Прости, если я тебя обидела. Да еще дверь открыла…
— Да, — помолчав, сказал Потапов, — на дверь мне еще никогда не указывали.
Самое главное было произнесено, выбор сделан, и оба они отлично понимали, что это за выбор.
— Сядь. — Потапов поймал ее за холодную лягушачью лапу и потянул на диван. Переступив ногами, Маруся неуклюже приткнулась рядом с ним. Ладонь быстро согревалась в его длинных сухих пальцах. Маруся понятия не имела, что нужно чувствовать, когда мужчина держит ее руку.
Восторг? Смятение? Предвкушение?
Она ничего не чувствовала, кроме неловкости.
И ладонь у нее потная, ему неприятно, наверное.
Подумав об этом, она осторожно вытянула руку. Потапов ничего не заметил или сделал вид, что не заметил.
— Маня, — сказал он и неизвестно почему поморщился, — я не хочу никаких душеспасительных бесед и разговоров на тему “Зачем тебе это нужно?” или “Что потом?”. В меру своих сил я пытаюсь тебя защитить. На этом пока и остановимся. Не надо меня подгонять и провоцировать.
— Я и не думала тебя подгонять, — промямлила Маруся.
Господи боже, о чем он? Куда она его подгоняет? На что она его провоцирует?
— Будем жить, как в пионерском лагере. Девочки налево, мальчики направо. И честное слово, — тут он улыбнулся, — мне совершенно безразлично, чистая у тебя голова или нет.
Он хотел ее утешить, но она, наоборот, напряглась и даже как будто отстранилась. Почему, черт побери?!
Кто сказал, что мужчины и женщины произошли от одной и той же обезьяны? Обезьяна, от которой произошли женщины, уж точно была откуда-нибудь с Плутона. Мужики, ясное дело, начались от простых земных парней-орангутанов.
Встретить бы этого недоумка Дарвина, подумал Потапов с неожиданной злобой, дать бы ему по шее. Все беды от него. Он заставил хомо сапиенс поверить в то, что человеческая особь — всего лишь часть биологии, доступная, понятная, раскладываемая на составляющие.
Какие там составляющие! Как понять, что именно он только что сказал не так?
— Мань, ложись на свой улучшенный диван, — приказал Потапов, решив, что ни до чего хорошего все равно не додумается, — а я пойду почитаю. У меня полно работы на вечер.
И тут в дверь снова позвонили. Они вздрогнули, как школьники, застуканные в подъезде рано вернувшейся мамашей.
— Что такое? — прошептала Маруся, заливаясь нездоровой зеленью. — Может, это твои родственники вернулись?
— Вряд ли, — сказал Потапов и пошел в прихожую.
На этот раз голос был один. Мужской, совсем незнакомый.
Может, приехал этот, как его назвал Потапов?.. Инспектор Дрейтон, вот так.
— Проходи, — сказал Потапов у самой двери, и в комнату, неловко озираясь, вошел Вовка Сидорин.
— Привет, Мань, — поздоровался он, увидев на диване Марусю. — Я не знал, что Митька… у тебя.
Капитан Никоненко открыл дверь своей машины, намереваясь выйти наружу, как раз в тот момент, когда доктор Сидорин, сверяя по бумажке адрес, подошел к подъезду. Капитан засек его только в последний момент.
Вот тебе раз, подумал Никоненко словами участкового уполномоченного Анискина. Тебе-то чего здесь надо?
Что бы ни было надо доктору Сидорину в доме потерпевшей Сурковой, допускать свидания наедине было нельзя. Если бы капитан был готов к такому повороту событий, может, никакое дальнейшее расследование и не понадобилось бы. Если милый доктор пришел доделывать свое дело, уже дважды не доведенное до конца, капитан взял бы его с поличным, и дело с концом.
Однако подготовительные мероприятия проведены не были, и у Никоненко оставалась только одна возможность — зайти в квартиру вместе с ним.
Посмотрим, понюхаем, понаблюдаем.
Он отставал от Сидорина только на один пролет, не спеша себя обнаруживать. Сидорин позвонил, дверь открылась, и капитан услышал голос Потапова Дмитрия Юрьевича, сказавший:
— Привет, Вовка.
Потапов? Он и вправду живет у Сурковой?!
Была некоторая пауза, очевидно, Сидорин к встрече с Потаповым готов не был.
Потом Сидорин пробормотал что-то маловразумительное, и дверь захлопнулась.
Капитан не знал, что делать. Он грыз ноготь, чувствуя локтем пистолет. Посидеть в машине, ожидая продолжения? Или к концу ожидания он получит два трупа — федерального министра и его подружки-одноклассницы? Брать квартиру штурмом, так и не дав Потапову возможности выяснить, зачем пришел Сидорин? Если министру удастся это выяснить, Никоненко все узнает, он был совершенно уверен. Недаром министр Потапов с самого начала показался ему непохожим на всех остальных министров.