Большой погром
Шрифт:
Очередная переправа через небольшую речку, приток Вислы, проходила с трудом. Воины и лошади устали, появились больные и погода нас не баловала. Почему-то опять начались ночные заморозки, а днем нас накрывали проливные дожди. Но, к счастью, продолжалось это недолго, и вскоре разведчики доложили, что здесь нас не ждут. Местные жители, конечно же, знали, что неподалеку находятся русские князья и половцы, которые обложили Сандомир, но они считали, что им опасность не грозит. Давно здесь не видели иноземных захватчиков и нам это на руку.
Я принял решение слегка изменить план и атаковал город Вислица.
Половцы, черные клобуки, варяги и русичи, перебив городскую стражу и уничтожив дружину местного воеводы, который пал в бою, стали грабить жителей. А поскольку зачатки дисциплины в головы степняков я уже успел вбить, делалось это организованно. Большая часть войска осталась за городом, откармливала лошадей, чистила оружие и амуницию, а грабежом занимались дружинники, варяги и тысяча Девлета Кул — Иби. Добра взяли много: ткани, сукно, посуда, городская казна и сундуки купцов. Но главное — зерно и корма для лошадей, а так же мука и мясо для воинов, поскольку наши припасы уже подошли к концу. Весна все-таки, трава еще не поднялась и до первого урожая зерновых далеко.
Пока шел грабеж, я находился в доме воеводы и грелся возле очага. Меня никто не тревожил, и я думал о дальнейшем маршруте войска, но появился князь Ярослав. Он был доволен, показал себя в бою и надеялся получить хорошую долю от добычи. Это не в отдаленном городе сидеть, без постоянных доходов, на милости царя. Поэтому князь улыбался и поприветствовал меня, словно друга, хотя мы таковыми не являлись. Какая дружба, коли мои степняки его дружинников рубили, когда галичане Гюрги Долгорукого поддерживали? Так что слова и улыбка ничего не значат. Ярослав человек такой, что ничего не забывает, особенно зло и унижение.
— С победой тебя, князь Вадим! — Ярослав остановился рядом, протянул руки к огню и спросил: — Или лучше называть тебя ханом?
— Мне без разницы, — отозвался я и добавил: — Суть все равно неизменна.
— Гляжу, ты не рад, Вадим? — он перестал улыбаться.
— А чему радоваться, Ярослав? Одни славяне других убивают, и мне это не нравится.
— Но ты же ведун и язычник, а здесь католики. Какое тебе дело до них?
— Верования приходят и уходят, а люди остаются, и братство по крови не отменить.
— Поэтому ты приказал своим воинам не зверствовать и не насиловать местных баб?
— Да. Мне франков и германцев не жаль, половцев и ромеев, а своих зря стараюсь не губить. Если есть необходимость, все сожгу и вытопчу, любого человека, хоть мальца, хоть женщину, убью. Но сейчас такой необходимости нет.
Ярослав покачал головой:
— Чудно ты говоришь. От тебя такого не ожидал.
— Это потому, что ты меня не знаешь.
Он немного помолчал, обдумал мои слова и спросил:
— Что дальше, Вадим? На Хмельник ударим или на Краков пойдем? А может, к Сандомиру вернемся?
— Ни то и ни другое. Добычу отправим к Сандомиру и двинемся к Севежу, а потом к Ополе и выйдем к Одре.
— Далековато… —
— Не очень.
— А зачем нам туда идти, если рядом добычу можно взять?
— А ты до сих пор не понял, что я не грабить сюда пришел?
— Наверное, ты хочешь с крестоносцами переведаться?
— Хочу, — подтвердил я.
Снова пауза и он покачал головой:
— Тогда нам не по пути, Вадим. У тебя война, а у меня набег. Разница есть и мне с крестоносцами биться не с руки. Одно дело поляков, когда войска короля на севере, пограбить. А другое с рыцарями насмерть рубиться.
— Понимаю. Поэтому никого не держу и с собой силком не тащу.
— Выходит, моя дружина может идти сама по себе, куда мне вздумается?
— Верно.
— А зачем тогда ты нас в эти земли привел?
— По той причине, что полякам все равно придется отвлечь свои войска на вас и мне будет легче.
— Выходит, ты нас используешь?
— А разве для тебя это что-то меняет, Ярослав? Ты за добычей пришел, за пленниками, серебром и золотом. Вот и не теряйся. Пока есть возможность, хватай все, на что глаз упал, и тяни в берлогу.
— Я так и сделаю, Вадим, — он кивнул и задал новый вопрос: — Когда ты собираешься двигаться дальше?
— Завтра.
— А я здесь задержусь на пару дней.
— Не имею ничего против.
— А как добычу поделим?
— Пополам. Тебя это устраивает?
— Вполне.
На следующий день, как и собирался, я двинул конницу дальше, а Ярослав Владимиркович остался, ибо не все еще разграблено. В очередной раз произошло разделение войска и спустя несколько дней, не встречая сопротивления, мы подошли к Севежу. Половцы покрутились под стенами, пометали в защитников стрелы и войско, обойдя город, направилось к Одре.
День за днем одно и то же. Утро и завтрак. На коня и в путь. Привал и обед. Конный переход и вечер. Ужин и доклад разведчиков. Горящие деревеньки вдоль нашего маршрута и военный совет с тысячниками, которые докладывали, что воины недовольны. Вокруг так много добычи, молодых сочных девок и вина, а они не видят никакого отдыха. Однако я не обращал на это никакого внимания. Воины всегда бурчат и постоянно чем-то недовольны. Лишь бы бунт не поднимали, а его не будет. Половцы не посмеют, варяги знают, что приближаются к родным местам, а черные клобуки наемники, которые отрабатывают свое серебро. И только с побужскими кочевниками было сложно. Держась в отдалении, они продолжали идти с нами, но мой приказ не убивать без нужды поляков не выполняли.
Вскоре мне это надоело. Мои ордынцы смотрели, что побужским половцам все можно, и стали огрызаться. Поэтому я послал к вождю независимых кочевников учеников Валентина Кедрина и он погиб. Рано утром его обнаружили в шатре с перерезанным горлом, и побужские степняки, не успев его схоронить, стали выбирать нового походного вождя. Но вместо этого мои тысячи окружили их, и я заставил вольных степняков подчиниться. Поставил их перед выбором. Либо они все погибают. Либо признают меня своих ханом, до тех пор, пока не вернемся в Дикое поле. Они смирились, а потом, как обычно, некоторые попытались сбежать. В ближайшую ночь две сотни повернули на восток, но далеко не ушли. Беглецов догнали черные клобуки и воины Кучебича, которые всех порубили.