Большой пожар
Шрифт:
Николай рванул дверь на себя, вошёл, быстро её захлопнул, чтобы не напустить дыма, услышал: «Привет входящему!» — и свет фонаря вырвал из тьмы сидящего в ванне атлетически сложенного мужчину. Николай сразу узнал известного артиста, портреты которого были на афишах.
— За автографом пришла? — дружелюбно спросил артист, фыркая и кашляя — дым в ванную все-таки проник. — Тогда давайте свою ручку, — он встал и оказалв брюках с которых ручьями потекла вода, — мой «Паркер» остался на столе.
Николай даже поначалу растерялся — впервые увидел на пожаре погорельца, совершенно владеющего собой. Но поддерживать легкомысленный трёп не было ни времени, ни желания.
— Где ваш костюм?
— Полагаю, вы на нем стоите, — беззаботно ответил артист. — Вас не будет шокировать, если он помят? Хорошо бы раздобыть утюг.
— Немедленно одевайтесь, — отрезал Николай. — Никого в номере больше нет?
— Увы, — натягивая пиджак на голое тело, вздохнул артист. — Она, прекрасная, моим мольбам не вняла, она, жестокая, ушла, не оглянувшись… Вам не понять меня, юноша, если вы никогда не терпели фиаско в любви. Учтите, с возрастом его вероятность катастрофически растёт, не теряйте времени, юноша!
— Прикройте носоглотку, — Николай смочил в ванне полотенце и обмотал артисту голову, — на лоджии снимите. Лестницы-штурмовки не боитесь?
— Юноша, — высокомерно ответил артист, — каждый квалифицированный кинозритель знает, что я работаю без дублёров!
А когда артист стал ловко спускаться, Николай не выдержал и совсем по-мальчишески выкрикнул:
— А вы молодчина, удачи вам!
И снизу послышалось — серьёзное и сердечное:
— Тебе тоже, юноша. Сласибо, дружище!
Когда да следующий день Клевцов рассказал ребятам об этом эпизоде, ему никто не поверил: «Загибаешь!» Но дело обстояло именно так, теперь я это точно знаю: Новик, которому его приятель-артист поведал о своём приключении, все подтвердил.
Николай и Юрий поднялись на 15-й, где их ожидали шесть человек. Этаж горел, и людей пришлось спускать быстро и с большим риском, потому что огонь подбирался к лоджии и вот-вот мог на неё вырваться.
Так оно и случилось. Но в тот момент, когда вспыхнула дверь и пламя хлестнуло по лоджии, на ней уже никого не было: Николай и Юрий поднимались на 16-й.
Но спускать оказавшихся там людей вниз уже не было никакой возможности: 15-й этаж отсекло огнём, цепочка штурмовых лестниц разорвалась — одно её звено вышло из строя.
Сегодня мне снова удалось свести друзей вместе. И всего, что происходило на высотке до сих пор, меня наиболее заинтересовало «разорванное звено», и мне хотелось, чтобы Николай и Юрий в живом разговоре дополняли друг друга.
— На 16-м было семь человек, — припомнил Николай, — трое мужчин, две женщины и два мальчика.
— Мальчик и девочка, — поправил Юрий. — Как звали мальчика, забыл, а девочку, помню, звали Майя.
— Да, мальчик и девочка, — согласился Николай. — Оба в брючках, лица от дыма чумазые, да и темно, не различишь… Здесь было полегче, чем на 15-м, но не на много, уж очень из коридора дым валил,. А что самое худшее, руку Юре сильно помяло: на неё мужик всей тяжестью наступил, когда Юра его с 15-го спускал.
— Ничего страшного, — Юрий невольно пошевелил кистью, — через недели две повязку снял.
— То через две недели, — сказал Николай. — А тогда физиономия у тебя была малость перекошена.
— Зато ты со своим разбитым носом был хорош, — усмехнулся Юрий. И пояснил: — Женщина каблучком шпилькой задела, когда Коля её спускал. Но ты, Ольга, разорилась на кофе с пирожными не для того, чтобы узнать эти малоинтересные факты. Значит, ситуация: вниз — нельзя, а что делать? Оставаться ведь тоже нельзя, вдруг прорвёт, как на 15-м? Коля долго думал, может, секунду, может, две, и надумал: «Будем спасать наверх» Я даже сначала не понял, переспросил, а потом честно проорал: «Коля, ты — гений!» Коля недовольно пробурчал, что это он и без меня знает…
— Ничего я такого не бурчал!
После небольшой перебранки друзья пришли к согласию, что рассказывать будет Николай.
— Я поёжилась — припомнила, что нас с Бубликом тоже спасали наверх; Бублику только кажется, что он это помнит, мне же, наверное, об этом не забыть никогда. Но нас поднимали на верёвке, мы были пассивны, а вот каково было подниматься им, по узенькой штурмовке, когда под ногами — бездна…
— Мы с Юрой решили, — начал Николай, — что раз у него уж так получилось с рукой, пусть лезет наверх, снизу работать тяжелее. Женщины первыми подниматься отказались, спасайте, говорят, наших детей, а один мужик, суетливый такой мордоворот, раскричался, чего, мол, уговариваете и время тратите, меня, говорит, за это время можно было поднять. Юра на него цыкнул, а потом придумал такую штуку: посадил себе на плечи мальчишку, тот обнял его руками и Юра с ним поднялся наверх, а потом спустился и взял девочку. Только она очень боялась и плакала, так мать сняла с себя платок, шаль точнее, и привязала дочку к Юре.
— Ты забыл сказать, что на семнадцатом двенадцать человек было, — напомнил Юрий.
— Считай, что сказал. А вот что я в самом деле забыл: к этому времени Уленшпигель свою цепочку до нашей дотянул, так что не пришлось больше разбивать перегородки из стеклоблоков на лоджиях, Уленшпигель с напарником Рожковым тоже своих клиентов наверх поднимали. Сколько у Володьки там было, не помнишь?
— Человек пять-шесть, — сказал Юрий. — Ему там тоже несладко пришлось, сама его порасспроси. Валяй дальше, Коля.
— Одиу женщину я уговорил, помог ей встать на штурмовку и ноги переставлять со ступеньки на ступеньку, пока Юра её сверху не подхватил; а вторая, понимаешь, тоже была согласна, но все время, хотя я ей запрещал, смотрела вниз и обмирала, а это очень опасно: вдруг на штурмовке — и в обморок? А она маленькая такая, как птичка, и я подумал, что сил у меня хватит: посадил, как ребёнка, на шею и вместе с ней поднялся… Ну а мужики сами полезли, пришлось только подстраховывать… Вот и все о 16-м, а если тебя интересует психология, то такая деталь: тот самый мордоворот, который хотел первым спасаться, стал требовать, чтобы я его чемодан наверх поднял, какой-то, документ показывал, начальству грозился жаловаться. Попадаются же такие субъекты! Сказал бы ему, не будь при исполнении… Ладно. Итого нас на 17-м оказалось, считая Юру и меня, двадцать один человек, повернуться было трудно, и у Уленшпигеля через перегородку немногим меньше. Оставаться там было нельзя, дым так валил, что даже на свежем воздухе воэдуха не хватало, мордоворот и о чемодане забыл, на штурмовку рвался.
— Погоди, — перебил Юрий, — не двадцать един, а двадцать два, ты про горничную забыл. Она к вам пулей на лоджию выскочила, очень кричала, не столько от ожогов, сколько от страха. Обожгло её не очень, колготки подпалила.
— Галя Макаренко, — улыбаясь, припомнила я. — Она и сейчас работает на семнадцатом, только не горничной, а дежурной по этажу. Она хвасталась, что прокатилась, как панночка у Гоголя, на шее у «красавчика пожарного». На твоей шее, Коля?
— На моей, — проворчал Николай, — я ведь ту, птичку-вевеличку, снова на себе поднимал, и твоя панночка тоже умолила. Так в меия вцепилась, что через боевку синяков наставила… Словом, подняли мы всех на 18-й, потом на 19-й, а там… прямо в кухню ресторана. быстро подняли, нам два повара сверху помогали. А они там хорошо забаррикадировались, двери у них плотные, обитые жестью, на кухне и дыма почти не было. Уленшпигель тоже своих погорельцев поднял, оборванных и замызганых, такой антисанитарии на кухне небось отродясь не видывали. Нас стали угощать, но мы только по чашке кофе выпили, и то на ходу — поспешили по внутренней винтовой лестнице, по какой официанты с подносами ходят, прямо в ресторан, на двадцать первый этаж…