Большой шухер
Шрифт:
От этого поплохело. Лавровка вполне может устроить небольшое гестапо. Если, конечно, знает обо все этом деле меньше Агафона. Впрочем, она все равно гестапо устроит, хотя бы из чисто развлекательных побуждений. Или для того, чтоб убедиться в том, что знает об истории с ключами больше, чем Агафон. Но потом, естественно, ни о какой торговле речи не пойдет. Тут, в этом лесу, их всех четверых и уроют. Места хватит.
Гребешок, лежа всего в двух метрах от автоматного дула, действительно соображал. И четко, не хуже Агафона, понимал, что ему лично, как и Лузе, ловить нечего. Им сперва переломают все кости, поиздеваются вдоволь. Пристрелят в порядке милосердия. Да и то, пожалуй, не одним выстрелом. На Лавровку в некоторых случаях нападал садизм. Правда, до сего времени по отношению
Конечно, пока Миша от бессильной ярости сопел носом в мох, ему приходили в голову разные отчаянные мысли насчет того, чтоб вскочить, наброситься на Барбоса, а потом — будь что будет. Как тот самый пролетарий, которому нечего терять, кроме своих цепей. Но вопреки опасениям Агафона Гребешок сдержался. Сообразил, что лавровцы еще не забрались далеко в лес, а Барбос, который в первые несколько минут сохранял стопроцентную бдительность, крепко схватив автомат и, держа палец на спусковом крючке, должен был рано или поздно чуточку расслабиться. В конце концов, он ведь не робот, а живой человек. Хотя и с придурью, раз в Лавровке оказался. То, что эта расслабуха приближается, Гребешок усек по некоторым признакам. У него была возможность чуточку скосить глаз и наблюдать за тем, как ведет себя охранник. Если в течение первой пары минут Барбос только и делал, что смотрел на пленников, то потом первый раз позволил себе на несколько секунд отвести глаз в сторону. Потом он зевнул, почесался, еще раз огляделся, по-прежнему не отводя ствол автомата в сторону. Гребешок понял, что Барбос ищет место, где бы присесть, ибо у него не было уверенности, что друганы скоро вернутся. Пленники вели себя тихо, не дергались, не пытались вскочить, даже рук с голов не пытались убрать. Ясно, что против автомата не попрут.
Именно поэтому Барбос усмотрел пенек посуше, примерно на одной линии с куропаточниками, но чуточку подальше от Гребешка, и собрался примостить на нем свой объемистый зад. В ногах ведь правды нет…
Гребешок позволил себе немножко повернуть голову — на это Барбос не отреагировал — и напряженно следил за действиями охранника. Тот потоптался немного на месте, должно быть, терзаясь сомнениями: и присесть хотелось, и боязно было даже на несколько секунд отвернуться от лежащих на земле. В конце концов, бугай выбрал соломоново решение: попятился задом к пню. Гребешок напряженно прикидывал, сколько секунд понадобится Барбосу, чтобы присесть. Ясно, что на несколько секунд ему придется отвести ствол в сторону от куропаточников. Эх, если бы этот пенек был там, где Барбос стоял до этого! Тогда бы Гребешок мог рискнуть… А теперь расстояние увеличилось, не успеть.
Но тут произошло то, чего ни Барбос, ни Гребешок, ни Агафон не ожидали.
Послышался легкий скрип и треск, откуда-то сверху, прямо на голову Барбосу, рухнуло нечто бесформенное и никак не похожее на человека. Барбос, только-только пристроившийся на пеньке, от неожиданности выронил автомат и, придавленный этим «нечто», ничком нырнул с пня. Гребешок, еще не вскочив на ноги, успел заметить раскрывшуюся от ужаса щербатую пасть Барбоса и его выпученные, как у удавленника, глаза.
В следующее мгновение шея Барбоса, не успевшего даже пискнуть, оказалась зажата согнутым коленом того, что свалилось с дерева. Конечно, Гребешок не замедлил вскочить на ноги и броситься на помощь нежданному спасителю. Остальные тоже, но чуть позже. Гребешок подскочил раньше других, рывком подхватил с земли валявшийся в стороне автомат. Но ни выстрелить, ни ударить он не успел, потому что пытавшийся
— Обалдеть можно… — пробормотал Гребешок. Даже Агафон и Налим не сразу узнали Элю. Пока приглядывались, у нее в руках появился «стечкин».
— С дороги, ну! — прорычала она. — Бросай автомат! Живо!
— Ты чего, дура? — Гребешок понял, что если только чуть-чуть приподнимет ствол, эта дикая кошка — рысь, тигрица, пума, как хотите, — тут же выпустит ему кишки. Только не когтями, а очередью из своего карманного пулемета.
Эля попятилась к лесу, отодвинулась от мужиков подальше, должно быть, опасаясь, что кто-нибудь заговорит зубы, а остальные вырвут пистолет. Она совсем не походила на ту, что помнилась Агафону и Налиму: подкрашенную, в аккуратном, в меру вульгарном макияже, в изящных модельных туфельках, в дорогом джинсовом костюме. Волосы, скрученные в золотистый шарик на затылке, растрепались, кое-где на них налипли хвоя и еловая смола. Одежда представляла собой линялый и драный солдатский комбез, одетый поверх кофточки, блузки и кожаной юбки.
— Брось автомат! — повторила она, обращаясь к Гребешку. — Считаю до трех!
— Брось, козел! — прорычал Агафон. — Не шутит! Если бы в следующее мгновение Гребешок не положил оружие на землю, то, без сомнения, заработал бы пулю. Но он уже увидел совершенно безжалостный взгляд Эли и разоружился.
— Теперь отошли на десять метров! Дальше, дальше, мальчики! За деревья! Нормально! Сели на землю!
Эля дернула за ручку дверцу «шестерки», она не поддалась. Должно быть, ее заперли на замок. Девица без промедления долбанула рукоятью пистолета в стекло, надеясь открыть замок изнутри. Но тут тишину леса огласил вой, визг, пищание и свист автосигнализации. Эля даже шарахнулась от машины.
— Не заведешь! — крикнул ей Агафон.
Эля все-таки просунула руку в выбитое окошко, открыла замок, села на сиденье. Ключа в щитке не было.
Агафон сорвался с места и в три прыжка подскочил к автомату, который бросил Гребешок. Эля, пытаясь выдернуть провода и соединить напрямую, положила пистолет рядом с собой. Прежде, чем она успела схватить его вновь, в окошко просунулся автоматный ствол.
— Не трогай пушку! — сказал Агафон убедительно. — Тебе без нас не справиться. Эта шпана сейчас прибежит. Давай лучше в «Волгу».
— Там бензина нет, — всхлипнула от злости Эля, — отчего, думаешь, я тут застряла?
Гребешок, Луза и Налим тоже подскочили к визжащей «шестерке».
— Снимай с тормоза! — приказал Эле Агафон. — Попробуем откатить, пока эти не добежали. Ну, раз-два — взяли!
Конечно, на твердом шоссе у них получилось бы лучше. Но и здесь у них вполне хватило бы сил спихнуть чужую машину к кустам и освободить себе путь к бегству. Однако времени не хватило. Чуткое ухо Гребешка уловило треск сучьев справа от дороги:
— Бегут!
Агафон выдернул Эльку из кабины, схватил пистолет и бросил его Налиму.
— Налево, в лес! Быстро! За деревья!
Все пятеро юркнули под защиту елок. Прислушались. Треск сучьев утих, машина тоже выть перестала. Лавровцы нигде не показывались.
— Ну, и что дальше? — шепотом спросил Гребешок. — Думаешь, они в открытую к машинам полезут? Фиг тебе! Обойдут либо слева, либо справа.
— Налим! — сказал Агафон. — Переберись-ка вон туда, к мелким елкам. Только тихо. И вообще, пока точно их не увидишь — не стреляй. Старайся патроны экономить. Сколько в магазине?
— Должно быть, штук пятнадцать, — ответила Эля.
— Уже извела, что ли? — спросил Агафон как-то по-домашнему, будто речь шла о деньгах.
— Было дело…
Расспрашивать о том, в кого она стреляла и каковы результаты, Агафон счел неуместным и несвоевременным. К тому же ему захотелось самому обойти «лавровку» с фланга. Проверил магазин, осторожно, чтобы не щелкать громко, присоединил обратно. Магазин был полный, язык не утапливался. «АКМС» — машинка старая, но надежная.
Налим, пригибаясь и довольно тихо ступая, направился к ельнику.