Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая
Шрифт:
Вновь прибывшего также звали Сергеем, и он тоже был из Белой Церкви.
— За что? — спросил я, пока Анатолий и Дмитрий занимались приготовлением ужина.
— Неплохо живёте, — Сергей посмотрел на телевизор и на пачку фильтровых сигарет, а потом под нары — на лежавшие на газете яблоки и репчатый лук. — Я баланду беру.
— Вот, спасибо Игорю Игоревичу и его супруге! — сказал Анатолий.
— И администрации, — добавил я.
— Можешь не брать, — сказал Дима. — А когда закончатся, будем брать.
Я дал Сергею сигарету, и он подкурил.
— Убийство троих, — сказал он.
— А из каких мотивов? — спросил я.
— Ревность, а написали, что корысть. Я в отпуск из армии приехал на десять дней. Выпил с приятелем. А он давай мне рассказывать, что моя девчонка гуляла с другим. Я сначала к
Толик расстелил на своей наре газету. Сергей кушал, сидя на моей наре. Дима с миской разместился на скатке под решёткой двери.
После щелчка электрозамка входной двери и голосов в коридоре Анатолий стал расстилать свою нару.
— Я буду спать на полу, — твёрдым голосом сказал Сергей.
— Нет, будешь спать со мной! — улыбаясь, сказал Анатолий.
— Это тебе там всякой хуйни наговорили, — сказал Дима, — что тут «пыжики» друг друга ебут.
— Да, — сказал Сергей. — В камере сказали, что, поскольку там баб нету, ебут друг друга.
Анатолий отвернулся к стене. Дима показал Сергею, как расстелить скатку, чтобы осталось место для него. Я дал Сергею пачку сигарет.
— Только кури вот здесь, на коридор, — сказал Дима.
Я лёг спать. Дима сел на скатку и продолжил читать.
На следующий день Серёга — корпусной — после прогулки принёс телефон. Оля сказала, что с доставкой в СИЗО оплатила необходимый металл, листовое железо, уголок. Мама сообщила, что собирается приехать на свидание. После приговора, пока он не был рассмотрен Верховным судом и не вступил в законную силу, осуждённые числились за Апелляционным судом, и Лясковская стала давать разрешения их родственникам на краткосрочные свидания. И мама сказала, что на следующей неделе выедет из Санкт-Петербурга. На следующей неделе меня посетил адвокат, сказав, что мама уже в Киеве и собирается прийти ко мне на свидание в пятницу вместе с Олей. В назначенный день меня вывели из камеры за дверь участка ПЛС через коридор следственного корпуса «Катьки», провели через внутренний двор СИЗО и на второй этаж в корпус, в котором была расположена клетка для краткосрочных свиданий для пожизненно заключённых. Она состояла из трёх секций для проведения при необходимости одновременно трёх свиданий. Секции между собой были разделены железной решёткой. В каждой секции были железная табуретка и телефонная трубка перед плексигласовым, зарешёченным крашеной арматурой стеклом. Меня завели в среднюю секцию клетки. Я сел на табуретку, и после этого дежурный снял с моей левой руки наручник, пристегнул мою правую руку к железной ножке табуретки и закрыл дверную решётку секции клетки. Так я оставался сидеть несколько минут. После чего офицер через дверь из небольшого коридора в помещение перед оргстеклом завёл маму и Олю. На глазах у обеих были слезы, а на лицах — улыбки.
По телефонной трубке практически ничего не было слышно. Я говорил громко через оргстекло. Краткосрочное свидание давалось на четыре часа, пролетевшие, казалось, за пять минут. В основном говорил я, стараясь заполнить мрачную обстановку бодрым настроением. Мама и Оля, иногда задавая вопросы, всё время смотрели на меня. Я сказал, что Владимир Тимофеевич занимается написанием для меня дополнений к кассационной жалобе. Все ждали Верховного суда.
Офицер сказал, что свидание окончено, и попросил Олю и маму покинуть помещение. Пока дежурный отстёгивал мою руку от железной табуретки и застёгивал мои руки наручниками за спиной, Оля ещё некоторое время стояла в узком коридорчике перед комнатой свидания и махала мне рукой. Мама смотрела на меня. Я помахал им в ответ. Дверь между комнатой свидания и коридором закрылась, и меня с офицером впереди и конвоиром с собакой за спиной увели в камеру.
На участке ПЛС один за одним стали снимать «баяны» — глухие решётки — и заменять их прямоугольными, на всё окно коробами из мелкой железной сетки, через которую проходил в камеру воздух, а свет — через полупрозрачное мутное металлизированное
Однако металлизированное стекло не помогло воспрепятствовать межкамерной связи. Через некоторое время в металлизированных стеклах коробов появились дыры размером с кулак, хотя от первой решётки в камере с ячейкой не более трёх сантиметров до стекла короба было не менее полутора метров. В камерах ПЗ какие-либо металлические предметы отсутствовали, не говоря уже о длинных железных прутьях, которыми в металлической сетке, залитой стеклом, можно было бы пробить дырку. Стекло вокруг выбитого отверстия было подкопчённым, и, исходя из этого, можно было сделать предположение, что с длинного «причала» — смотанной из газет тонкой палки — к стеклу лепился со стороны камеры горящий пластик. От его нагревания стекло трескалось и высыпалось само, образовывая отверстие. А оставшаяся тоненькая металлическая сетка рвалась узлами на затягиваемом канатике.
Из переданных Олей электродов, уголка и листового железа в камерах на всех трёх этажах начали устанавливаться дополнительные нары, и со временем отпала необходимость кому-то спать на полу.
Был первый месяц лета. Снова приближалась жара, обещая температуру в камерах до тридцати, а то и до тридцати пяти градусов. Вентиляторы на участке ПЛС не были разрешены. Когда во всех камерах железные «баяны» были заменены на металлостекло и добавлены верхние нары, тот же офицер из режимного отдела сказал мне, что начальник СИЗО просил передать, что если будут переданы три холодильника, то они будут поставлены на каждый этаж участка ПЛС. Но только три. И я таким предложением воспользовался. Через некоторое время Оля передала в собственность следственного изолятора три холодильника — многосекционных, с морозильной камерой и прозрачной стеклянной дверью, какие использовались в магазинах для торговли охлаждёнными продуктами. Холодильники были установлены на каждом этаже «бункера» в ответвлениях Г-образных коридоров. Я попросил Олю через корпусного Сергея передавать всевозможные замороженные продукты, которыми щедро делился с дежурными на коридоре, а также маргарин и свиной жир. Теперь телефоном я мог пользоваться каждый день, точнее — каждую ночь, помимо того времени, когда телефон приносил корпусной.
На другой смене я попросил Колю-прапорщика, приходившего ко мне с участка ПЛС на следственный корпус за необходимым для осуждённой к ПЗ девушки Людмилы, сходить к Тайсону и взять у него «Самсунг» — небольшой телефон, которым я пользовался раньше и мог заряжать от зарядки, встроенной в электробритву. Теперь каждый вечер я брал из холодильника продукты и, когда надо, пакет со свиным жиром или маргарином. Во время ужина я забирал кулёк с жиром или маргарином из морозильной камеры и до вечера клал его в ведро с водой. Маргарин размягчался, и я доставал телефон, находившийся в полиэтиленовом пакетике. Утром в пять часов я клал телефон обратно в растаявшую жирную массу. Пакет с несколькими килограммами жира или маргарина во время раздачи хлеба и сахара дежурный клал в морозильную камеру. С шести утра до шести вечера этот второй аппарат находился в холодильнике, и при необходимости им, если телефон Сергея был на контроле, я мог воспользоваться конфиденциально и практически в любое время. Хранить телефон в камере было невозможно — обыски были каждый день. На прогулку выводили с личным досмотром при помощи металлодетектора.
За все это время в течение полутора месяцев со дня отправки мной предварительной кассационной жалобы я ознакомился в СИЗО с протоколом судебных заседаний. Замечаний на протокол ни у меня, ни у Владимира Тимофеевича не было. Мои письменные показания, которыми я пользовался в суде перед тем, как отвечать на вопросы, были подшиты к протоколу судебного заседания. Мои устные показания в суде секретарём в протокол были переписаны с письменных показаний, кратко и по сути. Показания потерпевших, свидетелей и подсудимых также были изложены слово в слово. Меня посетил Владимир Тимофеевич и принёс дополнения к моей первоначальной кассационной жалобе.