Большой вопрос
Шрифт:
Однако эти слова не смягчили женщину: она продолжала настаивать на своем.
Тогда Сергей поставил вопрос перед женой так: если она не откажется от своего намерения изгнать мать, он сам вместе с матерью уйдет из дома.
— Хочешь уйти? — крикнула Елена. — Уходи, скатертью дорога обоим… Пиши немедленно заявление в суд… Пусть всё до конца идет прахом!..
Вот что удалось выяснить до начала судебного разбирательства Татьяне Павловне Павловой. Ей очень хотелось еще побеседовать с Матреной Егоровной, но Сергей Васильевич и Елена Кондратьевна заявили, что живет старушка сейчас за городом у знакомых, нездорова
Говоря так, Сударевы допустили две неправды: неправду первую — Матрена Егоровна находилась в городе и была здорова; неправду вторую — и Сергей и Елена, несмотря на всю внешнюю решимость разойтись немедленно, в душе не считали, что между ними всё кончено. Сергей надеялся, что в последнюю минуту жена откажется от желания выжить мать из дому. Елена же попрежнему фанатически верила, что муж в конце концов уступит ей. Когда? Это не так уж важно. При желании можно всегда перечеркнуть судебное решение о разводе хотя бы повторной регистрацией брака. Главное — заставить уехать из дому злосчастную старуху и вместе с тем отучить мужа главенствовать над ней, Еленой. Она никому этого не позволяла ни в доме отца, ни среди товарищей!
Павлова пришла в судебное заседание без четко выраженной точки зрения на исход дела Сударевых.
Она не во всем осуждала Елену Кондратьевну; как и истец Сударев, она находила, что ответчица заслуживает снисхождения: ее жестокое отношение к свекрови продиктовано болезнью психики. Эту раздавленную горем женщину надо не осуждать, а лечить. Может быть, и Сударев поступил бы правильнее, если бы на время уступил жене. Возможно, этим путем скорее удалось бы погасить семейный конфликт… Павлова не могла остановиться по этому делу на чем-нибудь определенном. Слишком много пришлось ей в своей судебной практике встречать невесток-эгоисток, безвольных сыновей — мужей этих эгоисток, обездоленных матерей и отцов. Бессердечное отношение к старым людям не находило оправдания в душе судьи…
Перед выходом состава суда в зал заседания в совещательную комнату вбежал взволнованный Сударев.
— Удалите ее, — обратился он к Павловой, — умоляю вас, товарищ-судья, удалите… Она ничего не должна знать… Это ее убьет…
— Вы о ком? — удивилась Павлова.
— Пришла мать… удалите ее… меня она и слушать не желает.
Павлова задумалась.
— А знаете что, Сергей Васильевич!.. Пусть ваша мамаша останется. Взгляните трезво в глаза правде. По-моему, лучше вашей матери узнать обо всем здесь, в суде, чем от третьих лиц.
Павлова преследовала не только эту цель. Она не хотела напомнить Судареву о своем желании побеседовать с его матерью, не хотелось ей уличать во лжи солидного человека («мать больна, живет за городом»). Сейчас представился удобный случай провести эту беседу публично, в открытом судебном заседании.
— Мы допустим вашу мамашу свидетелем…
— Каким свидетелем?! Она ничего не знает!.. Повторяю: мы с женой всё от нее скрывали…
— Напрасно… ведь мать явилась причиной вашего разлада…
— Я очень дорожу ее здоровьем…
— Не беспокойтесь, ничего с нею не случится… Прошу занять в зале свое место, гражданин Сударев! Начнем заседание.
Слова судьи прозвучали для Сергея Васильевича приказанием. Он вернулся в зал, с грустью посмотрел на мать и сел на скамью.
Матрена Егоровна была привлечена свидетелем по делу. К удивлению сына, определение об этом суда она приняла как нечто должное.
Суд
В нарушение обычного порядка процесса, Павлова сначала объяснила свидетельнице, что случилось в жизни ее сына и невестки, и уже после этого предложила рассказать всё известное ей по делу…
Оказалось, что Матрена Егоровна только сегодня, за час до прихода в суд, узнала о предстоящей бракоразводной процедуре сына и его жены… Для нее оказалось полной неожиданностью, что она — и только она — помешала их жизни.
— Коль их развод зависит от вас, граждане, — тихо начала свою речь Матрена Егоровна, — откажите в нем, не давайте им развода ни в коем случае. Пустое они затеяли. Жили они счастливо. И счастье еще вернется к ним. А я не хочу становиться на их пути. Не хочу, не могу, прав в моем материнском сердце нет на это никаких… Я очень люблю сына — как же иначе! — да и невестка тоже дорога мне, несмотря на ее ко мне… бог ей судья! Я же, как мать и как женщина, давно поняла ее горе и ни в чем ее не осуждаю. Я прощаю тебе всё, Елена. И ты ей всё прости, Сережа. А вы, добрые люди, проявите к ним понимание и терпение, отошлите их домой в сердечном согласии…
Мать спокойно стояла перед судом. Лицо — бледное, почти восковое, но взгляд твердый, открытый. Павлова с трудом подавляла волнение, заседатели — обе женщины — вытирали слёзы. Послышалось тихое всхлипывание, которое вскоре перешло в рыдание. Это рыдала Елена. Она бросилась на грудь свекрови.
— Мама, родная моя, прости меня! Прости меня, глупую и неблагодарную!
Потом обратилась к судьям:
— Клянусь, что никогда больше не обижу ее ни как мать мужа, ни как женщину, ни как человека.
Судебное заседание завершила Павлова.
— Да, берегите ее, — взволнованно сказала она, — берегите. Это большое сердце!
В АДРЕС ДРУГА
Это дело не дошло до судебного разбирательства. Судья Курский, выслушав истицу Ольгу Ивановну Огневу, убедил ее взять обратно заявление о разводе.
Впрочем, сама заявительница тоже не думала разводиться. Она любила мужа и лишь хотела публично доказать ему и его друзьям свою правоту. Эти друзья намекнули ей, что она не права, обвиняя мужа на основании ничтожных недоразумений чуть ли не в безнравственных поступках. Ольга Ивановна взволновалась. Обман, чего бы он ни касался и каким бы мелким он не был, остается обманом. Муж обманул ее, скрыв переписку с посторонней женщиной. Она убеждена, что теперь, когда мы знаем, как надо жить, надо вести суровую борьбу и с мелкими недостатками. Нельзя терпеть их в нашей жизни, как не терпим мы грязных пятен на чистом белье.
Судья должен понять ее волнение: за все десять лет ее замужества она ни разу не солгала мужу, и муж не лгал ей. Правдивость и честность скрепляли их семейную жизнь. Разве можно помириться на другом?
Курский признал правильным обращение Ольги Ивановны к суду. Конечно, она и сама могла бы убедить мужа в том, что его поступок некрасив, но общественное осуждение обладает огромной силой воздействия, почему же не воспользоваться им?
Вместе с тем Курский был против судебного разбирательства дела. До суда надо дать объявление в газете о разводе. Популярность незавидная. Зачем это? Всё, что нужно, он сделает как бы в порядке досудебной подготовки. Она может не сомневаться, что цель будет достигнута.