Шрифт:
Над вымыслом. Правдивый рассказ про конец света
Памяти Александра Нехорошева
«Над вымыслом. Правдивый рассказ про конец света» – матросские байки из цикла «Суши заказывали? Нате!», написанные уже после конца света, – с элементами ненормативной лексики в речах некоторых несдержанных персонажей; автор, конечно, приносит свои извинения читателю, но, как говорится, из песни слова не выкинешь. Просьба не искать сравнений с реальными событиями и людьми, потому что всё здесь – от начала до конца! – выдумка, обман и сочинительство.
«Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!»
(А. С. Пушкин, «Признание»)
1. «Над вымыслом слезами…»
11 мая 2012 г., пятница
Яндекс-новости.
1. Представитель МАК вылетел к месту крушения «Суперджета».
2. Бута отправят отбывать наказание в Колорадо.
3. Найден новый календарь Майя без упоминаний о конце света.
4. Тысячи сторонников Каддафи подвергаются пыткам в тюрьмах.
5. Обама очень надеялся на встречу с Путиным.
Я бросил писать морские рассказы под названием «Суши заказывали?» Нету сил преодолевать сопротивление материала и людей…
Зимний вечер, режет снег, сопки и дома видны едва, а на корабле мелькают лопата и человек, – военно-морская база, Камчатка, Авачинская губа…
В этот день в клубе части давали фильм «Романс о влюбленных». К концу сеанса старослужащий матрос, кок по фамилии Караваев проплакал радисту, старшине первой статьи Нехорошеву весь погон и бушлат – насквозь, вплоть до самого исподнего. Володя Караваев рыдал на плече Саши Нехорошева так, как рыдал бы носорог на плече обезьянки, – бедный радист под железобетонной массой кока, чтобы не свалиться с кресла, упирался изо всех сил. Караваев всхлипывал, пускал пузыри и громко сморкался в зажатый в кулаке гюйс. Когда зажегся свет, и раздалась команда на выход, матрос не смог самостоятельно встать на ноги, – так его разобрало.
– Волшебная сила искусства! – сказал какой-то умник с другого корабля.
– Над вымыслом слезами обольюсь! – подхватил его товарищ.
Им обоим здорово повезло, потому что кок не расслышал этих их насмешек, – в голове у него все еще стоял шум от пережитого.
А начиналось все примерно так…
Мать Караваева упрашивала военкома:
– Сыночек, голубчик, отправь ты его так далеко, чтобы он сбежать не смог, и надолго. Где теперь самая долгая служба? Чтобы тяжелая и строгая была! Вот туда и отправь!
– В морчасти его отправлю. К погранцам. На Камчатку. Разнарядка пришла. Оттуда, небось, не сбежит. А чего это вы его так, мамаша, невзлюбили?
– Что ты, милый? Господь с тобой! Самый любезный сердцу, кровиночка. Только неслух, каких свет не видывал. Уж на что братья его старшие были озорники, а этот всех обошел. Силушкой Господь наградил, а ума не дал. Вот он и обижает людей. Одну меня жалеет. Отца родного в пятнадцать лет уже волтузил. А урезонить некому: старшие-то всё по тюрьмам да лагерям. Мне одной не совладать. Спаси кровиночку, Христа ради! Пусть его там специальности какой обучат, чтобы при деле стал после службы-то.
Христа ради попал Караваев, как и обещал военком, к нам, на Камчатку, на три года. В «учебке» выучился на кока, то есть на повара, и, в конце концов, очутился на транспортном корабле под началом капитана второго ранга Вениамина Баркова.
2. Первая купель
Бригада морчастей Погранвойск, куда попал Караваев, стояла в Петропавловске-Камчатском. Еще были бригады на Сахалине и в Находке. Но эти были – сплошь боевые корабли. И только наша, в Авачинской губе, обладала парком из трех разбитых шхун 1952-го года постройки, грузовых, крашенных и перекрашенных в этот, без эпитетов, серый цвет, с номерами на борту и пулеметом впереди. Таких кораблей было всего три штуки на весь Дальний Восток, от Чукотки до Находки. И эти три шхуны осуществляли все грузоперевозки по всем заставам, честь им и хвала!
Караваев служил на «единичке» – 541-й бортовой номер. Были еще 542-й и 543-й – «двойка» и «тройка». Когда одна шхуна отправлялась на Север, две другие, страхуя друг друга, шли на Юг, потому что на Юг ходить было гораздо труднее и опаснее, чем на Север. На Севере, в Анадыре и других населенных пунктах, были пирсы, можно было подойти и хоть как-то подоткнуться к берегу. Какие ни какие – а порты там были. А на Юг – это сплошные Курилы, никаких пристаней и никакой возможности подойти на корабле к берегу. А подходить надо: люди груз ждут, им еще зиму зимовать. А корабль близко подойти не может – мелко. Спускают на воду понтоны и грузят, а полоса прибоя уже ждет и в любую погоду готова их перевернуть. Короче, разгрузка на Курилах – это вам не чай с кофе разгружать в Одесском торговом порту!
Первый раз я оказался на разгрузке в самом начале службы. Волнение на море было не то, чтобы очень, но мне по неопытности показалось, что это настоящий шторм. Натянув поверх бушлата новенький спасательный жилет, я сразу понял, что никогда он меня не спасет, потому что старослужащий «морской волк» выдернул из него все пробки и заставил «испустить дух». Жилет повис как тряпочка железнодорожника. «Морской волчара» усмехнулся на растерявшегося от неожиданности салагу, поправил на мне эту тряпочку – и толкнул на понтон.
Я стоял на понтоне и принимал груз. Понтон бился о борт корабля, лебедка с грузом раскачивалась. Я тянулся ее поймать. Неловко изловчился – и бултыхнулся в ледяную воду между понтоном и кораблем. Я тут же погрузился метра на три, потому что бесполезный спасательный жилет не удержал меня на плаву, а вся остальная одежда, включая ботинки, потащила меня к рыбам. Понтон с глухим звуком ткнулся в борт над моей головой. Так меня спас бесполезный спасательный жилет, – если бы он был надут, многотонный понтон обязательно раздавил бы меня о борт корабля как ненужную глупую скорлупку. Меня подняли на борт и отправили в кубрик – сушиться. Я переоделся в сухое и улегся спать, гордый своим подвигом. Но уснуть я не успел, – уже через десять минут меня лупили по бокам: