Бомарше(Beaumarchais)
Шрифт:
Но Бомарше явно не замечал недостатков своего детища; в предисловии к пьесе, написанном в 1797 году, он продолжал настаивать на том, что третья часть трилогии ничем не уступает двум первым:
«Вволю посмеявшись в первый день на „Севильском цирюльнике“ над бурною молодостью графа Альмавивы, в общем такою же, как и у всех мужчин; на другой день с веселым чувством поглядев в „Безумном дне“ на ошибки его зрелого возраста, – ошибки, которые так часто допускаем и мы; приходите теперь на „Преступную мать“, и, увидев картину его старости, вы вместе с нами убедитесь, что каждый человек, если только он не чудовищный злодей, в конце концов, к тому времени, когда страсти уже остыли и особенно когда он вкусил умилительную радость отцовства, непременно становится добродетельным. Таков
Приходите судить „Преступную мать“ с тою же самою благожелательностью, какая руководила автором, когда он ее писал. Если вам будет приятно поплакать над горестями, над искренним раскаянием несчастной женщины, если ее слезы исторгнут слезы и у вас, то не удерживайте их…
Быть может, я слишком медлил с окончанием этой мучительной вещи, надрывавшей мне душу, ее надо было писать в расцвете сил. С давних пор не давала она мне покоя. Две мои испанские комедии были задуманы лишь как вступление к ней. Затем, состарившись, я начал колебаться: я боялся, что у меня не хватит сил. Быть может, у меня тогда их, и правда, уже не было! Так или иначе, принявшись за эту вещь, я преследовал прямую и благородную цель; я обладал в то время холодным рассудком мужчины и пламенным сердцем женщины, – говорят, именно так творил Ж. Ж. Руссо. Между прочим, я заметил, что это сочетание, этот духовный гермафродитизм не так редко встречается, как принято думать».
Увы! Это последнее заявление скорее в стиле кавалера д’Эона, чем Жан Жака Руссо.
Судьба этой, ныне совершенно забытой пьесы была не из легких. Судя по всему, окончательный ее вариант был написан в 1789–1790 годах. По своему обыкновению, перед тем как предложить пьесу театру, Бомарше устроил ее чтения в свете; среди его слушательниц была и графиня д’Альбани, вдова наследника Стюартов и любовница Альфьери, которая в начале 1791 года посетила Париж.
«Госпожа графиня, – писал ей Бомарше 5 февраля 1791 года, – поскольку вы выказали настойчивое желание услышать мое крайне суровое произведение, я не могу отказать вам в этом, но имейте в виду, когда я смеюсь, то смеюсь взахлеб, но если плачу, то плачу навзрыд.
Решите сами, кого вы хотите пригласить на чтение моей пьесы, которое состоится во вторник, но не зовите людей с огрубевшим сердцем или очерствевшей душой, кои свысока относятся к столь тонким переживаниям. Эти люди только и способны, что рассуждать о революции. Пусть придут чувствительные женщины и мужчины, для коих сердце не химера, и мы вместе поплачем всласть. Обещаю вам, госпожа графиня, самые сладостные переживания. С уважением… и т. д.
Бомарше».
Гретри, видимо, побывавший на одном из таких вечеров, решил, что «Преступная мать» хороший материал для либретто и предложил Бомарше создать ее стихотворный вариант, пообещав написать музыку к опере, но проекту этому не суждено было осуществиться, во-первых, из-за преклонного возраста композитора, а во-вторых, из-за обстоятельств политического характера.
В 1790 году «Комеди Франсез» возобновил постановку «Женитьбы Фигаро», и пьеса с успехом шла на ее сцене весь этот год, поэтому Бомарше счел уместным именно туда отнести свое новое произведение, но так как декрет об авторском праве даже в его версии от 1780 года, которая еще оставалась в силе, существенно сокращал доходы театров, рукопись была встречена там без особого восторга. В 1791 году «Комеди Франсез» распался: часть труппы во главе с Тальма обосновалась на улице Ришелье под вывеской «Театр дю Пале-Рояль», другая ее часть, вначале под прежним названием «Комеди Франсез», а затем как «Театр де ла Насьон» продолжала давать спектакли в одном из залов в квартале Сен-Жермен. Эта вторая труппа оставила у себя рукопись Бомарше, но окончательного решения на ее счет не приняла.
Позже, 25 апреля 1792 года, Ноде и Шамвиль уведомили автора письмом, что пьеса была прочитана и принята, но о начале репетиций ему сообщат дополнительно, так как пока театр занят постановкой другой, более актуальной пьесы.
Бомарше сразу же увидел в этом ответе завуалированный отказ и в конце концов пьесу свою забрал. Объявление войны Австрии, прозвучавшее 20 апреля 1792
Когда Законодательное собрание обратилось к согражданам с призывом помочь родине добровольными пожертвованиями, Бомарше решил отказаться в пользу отечества от причитающегося ему авторского гонорара от постановки пьесы: этот жест облегчил выход на сцену «Преступной матери», правда, на сцену второстепенного театра – Театра Марэ.
Премьера пьесы состоялась 26 июня 1792 года в Париже, еще не успокоившемся после бегства королевской семьи из дворца Тюильри. Первый спектакль с треском провалился, но в последующие дни пьесу стали принимать уже лучше, поскольку публика, видимо, прониклась мелодраматизмом ее сюжета, а посему снисходительно отнеслась к недостаткам стиля и композиции.
Критика встретила пьесу сурово. Лагарп упрекал автора за то, что под именем Бежарса тот вывел в своем произведении реально существующее лицо, «человека, про которого он мог сказать, что видел, как тот ведет себя в жизни». И это был самый незначительный упрек из тех, что достались на долю Бомарше; подводя итог своего анализа, Лагарп безо всякой пощады написал, что «это самое банальное творение».
И в самом деле, «Преступная мать» – это мрачная, неправдоподобная, а главное, ужасно скучная вещь. Один лишь добрейший Гюден великодушно написал о ней:
«Никакая другая пьеса не производила такого ошеломляющего действия: женщины чувствовали себя на ней не самым лучшим образом, многие выходили из зала с намерением поразмыслить над схожим сюжетом. Такие сильные и захватывающие сцены получаются лишь путем великих жертв, подобных тем, что принес Корнель, дабы добиться нужного эффекта в своей „Родогуне“».
Увы! Август 1792 года принес Бомарше более важные проблемы, нежели провал театральной пьесы.
Глава 50ГОЛЛАНДСКИЕ РУЖЬЯ (1792–1793)
Последним значительным произведением Бомарше стала серия мемуаров под общим названием «Шесть этапов девяти самых тягостных месяцев моей жизни». Отчасти благодаря именно этим текстам нам стали известны мельчайшие детали дела, из-за которого Бомарше чуть было не лишился жизни и остатков имущества.
Эти мемуары вместе с прилагающимися к ним оправдательными документами составили целый том, довольно нудный для чтения из-за длинных описаний, повторов и отступлений. «Впервые, – сказал Сент-Бёв, – Бомарше дошел до того, что стал скучным». Таков суровый и, в целом, справедливый приговор. Но если кто-то хочет разобраться в злоключениях, выпавших на долю стареющего Бомарше, то ему будет полезно прочитать «Шесть этапов», так как они проливают свет на тот эпизод его жизни, который, возможно, был еще более запутанным, чем процессы против Гёзмана и выяснение отношений с американцами. Эти мемуары являются ярким свидетельством того, что и в шестьдесят лет Бомарше сохранил свой боевой дух и мужество, которое, несмотря на нападавшую на него временами астению и слабость, доходило до полного безрассудства. Помимо всего прочего, некоторые пассажи этого труда, пусть порой излишне высокопарные, вполне достойны его мемуаров против Гёзмана.
В 1792 году, будучи занятым постановкой «Преступной матери», Бомарше отнюдь не отказывался от участия в крупных коммерческих проектах. Правда, физическое состояние Пьера Огюстена заметно ухудшилось, и в паспортах того времени он описывался как «кряжистый, тучный старик с большими глазами, круглым лицом и редкими волосами», ну, ни дать ни взять – Бартоло, только на двадцать лет постаревший. Его глухота прогрессировала и начинала мешать ему в общении с окружающими.
«Почему наш милейший Пьер, вместо того чтобы заставлять нас надрываться, не воспользуется слуховым рожком? – вопрошал Гюден у г-жи де Бомарше. – Он бы без труда слышал вас, участвовал бы в общем разговоре и прекрасно чувствовал бы себя в обществе. Я знаю, что умный человек много выигрывает оттого, что не слышит разные глупости, а сегодня еще и клевету, которую разные партии распространяют друг о друге, но те, кто проводит время с вами и с Евгенией, должны желать того, чтобы не упустить ни одного вашего слова».