Бомба для Аль-Каиды
Шрифт:
Тот сделал вид, что ее слов не расслышал. Но вечером, когда снова менял посуду с нетронутой едой, положил под миску листик из ученической тетради и рядом огрызок карандаша. Выходя из камеры, шепнул:
– Зайду через час. Потом меня сменят. – Но зашел раньше. С ним еще трое.
– Тимошенко на выход.
Когда ее выводили, охранник, как бы случайно оказался сзади и шепотом сообщил.
– Если сегодня не успеешь, моя смена через сутки.
Лукъяновское СИЗО она помнила, и поняла, что ее ведут к начальнику тюрьмы. Конвоиры сопроводили ее до стальных
Начальника СИЗО, подполковника Симоненко, Юлия Владимировна знала лично. За столом сидел другой человек.
– Присаживайся Юля. – Бесцеремонно обратился он к арестованной. Она продолжала стоять.
– Будьте, любезны, госпожа премьер министр, сядьте, пожалуйста. – Повторил он с издевкой. Тимошенко опустилась в кресло рядом. Тон хозяина кабинета ее не волновал, а по смыслу обращение устраивало.
– Немедленно освободите моих близких. – Заявила она, мучительно вспоминая, где видела этого человека. Внешне, он выглядел моложе пятидесяти лет. Ему можно было дать лет сорок шесть. Лишь седые виски немного старили.
«Да это же Петр Дыбенко, двоюродный брат новоявленного диктатора».
– Вы хотите начать разговор с ваших близких? – Вкрадчиво спросил он, заглядывая арестованной в глаза. И так же вкрадчиво добавил:
– Я не возражаю.
– Никого разговора на эту тему быть не может. Вы обязаны немедленно их освободить.
– Я тебе, Юля, ничем не обязан. Давай смотреть правде в глаза. Народ ненавидит тебя и твою семью. Если мы не защитим, они разорвут вас на части.
– Не говори глупости, Петро. Ты же сам боишься народа.
– Ты меня узнала, умница.
– Узнала. И вот, что я тебе скажу. Стоит вам вывести меня на площадь, разорвут на куски вас.
– Ой, как страшно… – Усмехнулся Дыбенко: – Встречаются придурки, которым ты вешала лапшу на уши. Но настоящие патриоты тебя ненавидят.
– Ультра националисты, что ли?
– Ты вкладываешь в это понятие негатив. Но, должен тебе заметить, единственная организация, которая последовательно боролась за независимость родины, это ОУН. И я лично в ней состою. Но давай, не будем о политике. Ты начала разговор со своих близких. У меня к тебе предложение. Ты же в прошлом бизнесмен, да еще экономист со степенью? Выкупи их.
– Что значит выкупи?! Они люди, а не котята.
– Пустые слова. Как и афоризм, что жизнь человека бесценна. Конечно, если этот афоризм понимать буквально, жизнь обыкновенного обывателя ни стоит ничего. Но ты богатая женщина, поэтому, жизнь твоих близких можно оценить в кругленькую сумму. Скажем, за внука два миллиона баксов. За дочь столько же. Ну, за зятя ты больше пятисот тысяч не дашь. А твою Дуся я ценю в стольник зеленых. По-моему, вполне по-божески.
– Ты обыкновенная сволочь.
– Почему же? Я просто бизнесмен, который, пользуясь политической ситуацией, ни прочь заработать. Ты тоже делала свой капитал во времена политической смуты и о моральных нормах не очень задумывалась. Чем я хуже?
– Нашел с чем сравнивать. Я работала, не нарушив ни одного закона. Сам напомнил про мою ученую степень. Другое дело, что законы были несовершенны. Я и занялась политикой, чтобы не дать растащить страну. А ты действуешь как обыкновенный уголовник террорист. Те тоже берут заложников и требуют денег. – Говоря все это, Тимошенко краем глаза смотрела на часы. Она понимала, что должна успеть написать записку и передать ее охраннику. Кто его сменит, неизвестно. Другой может испугаться и на контакт не пойти. А ждать следующую смену, у Тимошенко нет времени. Да и что будет с ней спустя сутки, знает один Господь Бог.
Петр Дыбенко с трудом дослушал ее отповедь. Но все же дослушал. У нее были деньги, а он надеялся их получить.
– Хватит трепаться. Хочешь сохранить жизнь близким, плати. Сутки на размышления. Потом будет поздно. – И кнопкой вызвал конвоиров.
Тимошенко встала:
– Какие же вы оба с братом мразь.
Петро сделал вид, что этих слов не слышит.
Ее отвели обратно в камеру. Оны вынула из лифчика карандаш и листок бумаги. Когда начала писать, рука у нее не дрожала.
Москва, Лубянская площадь.
Здание ФСБ. 18 Ноября 2010 года
В России, правительство и спецслужбы, связи с возникшей ядерной угрозой со стороны Аль-Каиды, перешли на круглосуточный режим работы. Да и захват националистами власти в Киеве забот руководству страны прибавил. Из Кремля то и дело поступали запросы контрразведчикам. Отдел полковника Рощина занялся исключительно украинской тематикой. И даже получил, в лице двух аналитиков, подкрепление.
В двадцать один час десять минут Рощин проверил электронную почту в своем компьютере и с облегчением вздохнул. Ровно в двадцать два часа он должен положить на стол генерала Карелина докладную записку о деятельности украинских националистов и очень волновался, что старый ученый его подведет. Но Василий Дмитриевич Клименко оказался человеком слова, и текст давно выслал. Просто у Рощина не хватило времени открыть почту раньше.
За оставшийся неполный час, он успевал просмотреть содержание и, если потребуется, сделать свои дополнения. Историк Клименко не мог знать, что конкретно интересует внешнюю разведку сегодня. Хоть у Рощина и имелись сведения, что за переворотом в Киеве стоят националисты, но это были политики сегодняшнего дня, поэтому читал документ он очень внимательно.
«Вся деятельность ОУН самым тщательным образом отслеживалась советскими, польскими (одними из сильнейших в тогдашней Европе), а с середины 30-х годов германскими спецслужбами. Организация была буквально нашпигована агентами, двойными агентами, провокаторами и т. д. Позднее, уже в эмиграции, каждый обвинял в этом каждого. Элементарное (по исполнению) убийство безусловного лидера ОУН Евгена Коновальца агентом НКВД Судоплатовым могло произойти только в подобной обстановке».