Бомба для Аль-Каиды
Шрифт:
Читая выкладки Василия Дмитриевича о начале деятельности ОУН, полковник непроизвольно улыбнулся. Клименко писал о вещах, которые в большей степени касались ФСБ, и хранились в секретных архивах его ведомства. Контрразведчика восхитила интуиция ученого, и его умение делать выводы, пользуясь лишь доступными источниками. Этот абзац он перечитал дважды.
Дальше исследования историка касались начала восхождения Бандеры на трон лидера националистов: —
«Степан Бандера стал заместителем краевого проводника (руководителя) ОУН и (что особенно интересно) заместителем краевого коменданта Боевой организации Западной Украины летом 1932 года. Через год – краевым проводником. Он оставался на этом посту вплоть до ареста. В этот период, о чем сам Бандера сообщает в своей автобиографии, он неоднократно арестовывался польскими властями (в том числе и за весьма серьезные преступления, как например, незаконный переход границы). Но после кратковременного
Рощин оставил догадки ученого без комментариев. Историк недвусмысленно намекал, что Степан Бандера еще в бытность Пилсудского сделался агентом польских спецслужб. Но документов подтверждающих это в архивах КГБ не сохранилось.
Рощин легко отслеживал каждый шаг Бандеры с первых дней войны, до момента его ликвидации агентами НКВД в Мюнхене. Но довоенный период «проводника» ученый Клименко знал лучше. Естественно основные вехи одного из крупнейших деятелей ОУН, Степана Бандеры, и полковник ФСБ представлял себе неплохо. Свою популярность Степан заработал на процессах по делу об убийстве польского министра внутренних дел Перацкого. За подготовку этого убийства поляки его и арестовали. Процессы проходили открыто, и Бандера использовал их для своих пламенных речей. Он клеймил позором поработителей поляков, и требовал свободы и государственной самостоятельности для Украины. Это народу ни могло не нравиться.
Из польской тюрьмы, Бандеру освободили немцы. После чего Степан проявил себя в организации погромов во Львове. На его совести тысячи жизней невинных людей. Их убивали по чисто национальному признаку. Новые националисты преподносят личность Бандеры, почти как святого. Он боролся с поляками, когда пришли красные, с большевиками, а потом и с немцами. Любая власть, не желавшая самостоятельности родины – его враги. Но насчет немцев они старались всей правды не открывать. Об этом моменте истории Рощин решил дополнить справку Клименко своими комментариями.
«Не подлежит сомнению, что раскол ОУН был инспирирован немцами. В феврале 1940 года в оккупированном Кракове был создан Революционный провод ОУН – так называемый ОУН (Б) во главе с Бандерой. Параллельно продолжала действовать ОУН (М) под руководством Мельника. В апреле 1941 года второй Большой сбор ОУН (Б), который курировался агентами абвера, подтвердил лидерство Бандеры. Немцев, о чем прямо свидетельствуют документы, привлекала исключительно агрессивная позиция ОУН (Б) по отношению к евреям, полякам и москалям, которых, для простоты картины, поголовно записали в большевики. Но проводник ОУН переусердствовал с лозунгами «Незалежности» и снова угодил за решетку. Этот факт сильно помог репутации Степана, как борца и с немецкими оккупантами. Но в конце сорок четвертого он с фашистами договорился и был освобожден, хотя никаких гарантий украинской государственности немцы ему снова не дали.
Националисты до сих пор утверждают, создавая первые военные соединения, лидеры ОУН использовали разногласия наверху германского руководства. Якобы они надеялись создать свою украинскую армию для борьбы со всеми врагами независимости. Но это всего лишь красивый миф.
Не лидеры ОУН (Б) использовали для создания батальонов «Нахтигаль» и «Роланд», укомплектованных оуновцами, некоторые разногласия в нацистской верхушке (которые действительно имели место) а Абвер породил эти подразделения как вспомогательные части для «зачистки» тылов стремительно наступающего вермахта. И эти батальоны вовсе не были первыми формированиями будущей национальной украинской армии. Высшими командирами в них немцы назначили чины СС, а средний и младший командный состав набрали из лидеров ОУН (Б) во главе с Романом Шухевичем. Шли они вовсе не под жовто-блакитными прапорами, были обмундированы в эсесовскую форму и, единственно, что их отличало от обычных эсесовцев – желто-голубая нашивка на погоне. Каких-либо внятных политических гарантий создания украинского государства официальные структуры Рейха им никогда не давали, а что «плели» на этот счет агенты Абвера, нам неведомо. Поэтому утверждения, что Бандера изначально не доверял немцам, ложь. Рассказы о том, что ОУН создала Повстанческую армию, убедившись, что немцы противятся утверждению украинской государственности, такая же ложь. Достоверная дата создания УПА – февраль 1943 года… Особенно курьезны утверждения, что немцы, «почувствовав на своей шкуре» силу УПА, выпустили Бандеру из тюрьмы и пошли с ним на переговоры. Это в конце-то 1944 года, когда война подступила к границам Рейха?!
Вставив дополнения в текст докладной записки, Рощин засомневался, оставлять ли для высокого начальства выводы, которые делал Клименко, завершая свой рассказ о руководителе ОУН Степане Бандера. И решил оставить. В словах ученого чувствовалась горечь за преступное прошлое «страны советов». И эта горечь была обоснованной. Клименко писал:
«Нельзя однозначно относиться к лидеру ОУН Степану Бандера. Хотя его руки по пояс в крови, проводник ОУН сам провел немало лет в польских и нацистских тюрьмах и погиб, от яда палачей НКВД. Его убежденный фанатизм не смахивал на двойные стандарты иных последователей. Бандера кровью доказал, что верил в свое дело искренне и этим заслужил признание многих соотечественников. Его организация, нравится нам или нет, боролась с частями НКВД и Красной Армии, как с захватчиками. Теперь мы знаем, что сталинский режим мало отличался от фашизма, и деятельность большевиков на Западной Украине принесла много горя и крови. Сталинский геноцид дал повод правым националистам до сих пор поддерживать в тех регионах республики неприязнь ко всему русскому. Но сами ультра, и не только украинские, всегда врали, и всегда разжигали низменные инстинкты людей, сваливая слабость, продажность и неумелость политической верхушки на козни представителей не коренной национальности. Сегодня в Киеве все это может повториться».
Прочитав последнюю строчку, Рощин, распечатал на принтере докладную записку, положил ее в папку и, взглянув на часы, отправился к начальству. Генерал его уже ждал. Получив документ, на минуту оторвался от монитора:
– Там, надеюсь, все путем? Через час шеф с докладом у президента.
– Все, как вы просили. Я могу идти?
– Иди. – Не дожидаясь пока Рощин покинет кабинет, Карелин пробежал глазами компьютерную распечатку. В конце текста имелась приписка. – «В докладной использованы материалы доктора исторических наук Василия Дмитриевича Клименко».
Гатное. Пригород Киева.
19 Ноября 2010 года.
Тимофей Старков чувствовал себя в доме приятеля Сергея Павловича Снегиря странно. Все время приходили какие-то люди. Снегирь что-то с ними обсуждал. Они уходили. Появлялись новые. На кухне несколько женщин, не переставая, лепили вареники. Их тут же кто-нибудь из визитеров проглатывал.
Снегирь кого-то убеждал, с кем-то спорил, кому-то приказывал. И хотя разговоры велись в присутствии москвича, он ничего понять не мог – общались мужчины только на украинском языке. Тимофея это не обижало. Он помнил слова киевлянина, сказанные им в самолете – «Не будешь знать, не сможешь проболтаться».
Но и сидеть без дела несколько часов подряд он устал. Хозяин дома, Богдан Лисицкий, маленький коренастый хохол, показал ему свои владения, разрешил брать из холодильника все, что гость захочет, и на этом свои хозяйские функции посчитал исчерпанными. Тимофей просил Снегиря отпустить его в Киев. Журналиста тянуло посмотреть своими глазами, что происходит в столице Украины после переворота. Но Сергей Павлович в резкой форме выходить из дома ему запретил.
«По улицам рыщут патрули Дыбенко. Не сможешь ответить им по мове, схватят. Сиди и не рыпайся». Тимофею ничего не оставалось, как послушаться. Напольные часы в гостиной давно пробили полночь, а активная жизнь в доме только наращивала обороты. В половине первого приехало человек двадцать парней. Все они были вооружены автоматами, а у одного имелся даже ручной пулемет.
Парни заняли всю мебель первого этажа и сидели молча. Несколько человек дремало. Один из них громко храпел. Никто не обращал на него внимания. Через пол часа прибыло еще столько же. Мебели, для вновь прибывших, не хватило, и они устроились прямо на ковре.
Около часа ночи Снегирю кто-то позвонил. Тимофей видел, что лицо богатыря покрылось красными пятнами, и он направился к парадному. Богдан Лисицкий догнал друга в прихожей, и пытался его в чем-то убедить. Тимофею показалось, что хозяин дома предлагает Сергею Павловичу свою помощь, но Снегирь его не дослушал и хлопнул дверью. Старков слышал, как во дворе завели машину. После ухода Снегиря, дом его приятеля стал напоминать царство спящей царевны. В нем в разных позах, дремали, сидели, откинув головы на спинки кресел, спали на полу около пятидесяти крепких мужиков, и если бы не храп одного из них, дом бы напоминал музей восковых фигур. Только хозяин нервно перебегал из комнаты в комнату. Затем он подошел к Тимофею и молча увлек его в кухню. Женщин там больше не было, как не было и вареников, которых они налепили несметно. Все было съедено. Прикрыв за собой дверь, Лисицкий извлек из холодильника бутылку «Виски» и разлил в два стакана.