Бомба для братвы [= Мастер взрывного дела]
Шрифт:
Он прибыл в означенную в проездных документах и встретился с командиром. И в двух словах объяснил ему цель своего визита.
— Но это дело давно закрыто! Техника, по причине невозможности ее возвращения, списана. Виновные наказаны. Мне нечего добавить к тому, что я уже сообщал назначенной вышестоящим командованием комиссии.
— А вы не горячитесь. И не занимайте раньше времени оборонительную позицию. Я ни в коей мере не собираюсь подвергать сомнению выводы, сделанные комиссией. Я здесь вообще по совершенно другому вопросу.
— Хорошо. Что необходимо лично от меня?
— Довести до сведения личного состава мои полномочия и обязать их оказывать всемерное содействие следствию.
— Все?
— Все. Ну, может, еще личная помощь органам следствия, если в том возникнет необходимость.
— Хорошо. Я распоряжусь.
Полковник Трофимов отправился в войска.
Командир части собрал старших офицеров. И распорядился, как того требовал приказ, всячески способствовать ведению следствия.
Затем отпустил большую часть офицерского состава, а оставшимся рекомендовал изъять из подразделений потенциально опасных болтунов, которые что-то такое в свое время могли увидеть или услышать и неверно истолковать.
Болтуны были сведены в единое подразделение и отправлены в командировку на дальний полигон. Выкашивать прошлогоднюю траву и подкрашивать известкой невыпавший снег.
Вначале полковник Трофимов поднял техническую документацию по состоянию принадлежащей части бронетехники за последний год, где перечислялись поломки, починки и замены вышедших из строя механизмов. И выяснил, что по нелепой случайности в ближнезарубежной стране было оставлено не самое старое и не самое плохое вооружение. А самое новое и исправное.
Затем полковник побеседовал с рядовым составом, пригласив его в солдатскую чайную. Где за банкой вскрытой сгущенки с пряниками рядовой состав вспомнил, как помощник командира по технике лично указывал, какую технику грузить, а какую оставлять. И вспомнил еще много чего другого, например, про уходящие на сторону новые автомобильные моторы и запчасти и установленные на их место старые.
Со всеми своими выкладками он подошел к указанному помощнику и спросил, отчего это он, помпотех, отвечающий за техническую исправность бронетанкового парка, оставил новые и практически не требующие ремонта машины, но позаботился вывезти полный хлам, причинив тем существенный материальный убыток Российской Армии. И не просматривается ли в том его злой умысел.
На что тот ответил, что он ни в чем не виноват, так как имел на то соответствующий приказ.
— Кого?
— Командира части.
— То есть вы хотите сказать, что злой умысел просматривается в действиях командира части?
— Никак нет! Я ничего такого не хотел сказать. И не говорил…
— Говорили.
— Не говорил я ничего…
— Говорили. Вот у меня и диктофон на этот случай имеется. И ваши на нем показания. Я, конечно, понимаю, после того, что вы тут сказали, в этой части вам не служить. И следующего звания не получить. И потому предлагаю перевести нашу беседу в плоскость доверительного разговора. Так сказать, без протокола. А если с протоколом, то тех фактов, которыми я уже располагаю, вполне хватит, чтобы снять с вас погоны, выслуги и пенсии. И отправить под суд. Если по протоколу. Или без него?
— Лучше без него.
Полковник демонстративно вытащил и выключил диктофон. Оставив, впрочем, писать другой. После чего узнал много такого, до чего прежняя комиссия не дозналась.
Таким же образом полковник Трофимов побеседовал еще с несколькими старшими офицерами. И без счету с рядовым составом, который много знал, но почти ничего не видел лично.
— А кто видел?
— Да много кто…
— Ну тебе-то кто рассказывал?
— Зёма с третьей роты. И еще один — со второй.
— А где он, тот зёма?
— На полигоне.
— А тот, другой?
— На полигоне…
Потом полковник исчез. Чтобы вдруг объявиться на том самом, где зёма, отдаленном полигоне. На котором уже почти совершенно была выкошена прошлогодняя трава и выкрашен невыпавший снег.
На полигон полковник прибыл в гражданском обличье. И с двумя канистрами медицинского спирта.
— Я дядя одного вашего солдата, — объяснил он дежурному офицеру цель своего визита, сливая с канистры треть ее содержимого, — мне бы с племянником увидеться.
— Дядя — это святое дело. Это — никогда не препятствуем. Потому что встреча с дядей — это связь со своей малой родиной. Так сказать, живое патриотическое воспитание, — не возражал против встречи офицер, наблюдая завораживающее мерцание прозрачной струи, льющейся в подставленное под нее ведро.
В подразделении выяснилось, что Семен Петров — это не тот Петров, что надо. И поэтому «дядя» решил просто поговорить с его сослуживцами. В целях патриотического воспитания.
— Ну и как служба идет? — поинтересовался он.
— Отлично идет! Повышаем свою боевую под готовку! В последние стрельбы наш взвод показал только хорошие и отличные результаты, — хором ответил рядовой и сержантский состав.
Нет, разговор в таком тоне не пойдет. Не нужен такой разговор.
— Ну если хорошие и отличные, то вас полагается поощрить. Приветом с родины, — сказал «дядя», в двигая ногой канистру.
Через полчаса беседа приобрела более доверительный характер.
— Ну и как служба?
— … службу такую.
— Офицеры не обижают?