Бомба за пазухой
Шрифт:
– Да-да, Алексей, – вставил Жуков и сокрушенно покачал головой. – Это наша головная боль. Каждый человек на счету, времени проверять людей нет, а сигналы и оперативная информация поступают. Вот и крутись как знаешь. Раньше времени человека под подозрение не поставишь, а когда у тебя будут доказательства, он может уже навредить так, что головы полетят. Вот и крутись, как хочешь. Большое наступление, Алексей, это большая головная боль контрразведки.
– Познакомь его с некоторыми делами бойцов, – кивнул Брагин, открывая сейф. – А сейчас я тебе выдам служебное удостоверение личности и табельное оружие. Каждому оперативнику положен ТТ и личный автомат Судаева. Хотя не возбраняется
Алексей Зыков снова почувствовал себя частью большого и важного механизма. Оказывается, за время лечения в госпитале он успел подрастерять это чувство. Наверное, сказывалось и отсутствие оружия, к которому он привык за годы войны, и отсутствие на плечах военной формы. А может, виной тому красивые глаза Лидочки?.. Нет, никакой любви до конца войны! Нельзя связывать себя привязанностями, нельзя привязывать к себе людей, которым принесет горе твоя возможная гибель. Только как можно меньше уязвимых мест, только ответственность за самого себя и за свою службу. Все остальное потерпит до победы.
И вот старший лейтенант Зыков, оперуполномоченный отдела Смерш 255-й бригады морской пехоты, с соответствующим удостоверением в нагрудном кармане, с пистолетом в кобуре, что оттягивает ремень, сидит в помещении отдела и листает дела подозреваемых, подследственных, дела оперативных разработок. Все, он снова при деле, он на службе, и всякие посторонние мысли отошли в сторону. Снова привычная работа. Оперативная установка, показания свидетелей, показания возможных свидетелей. Рапорты участкового милиционера, районного оперуполномоченного НКВД, справки, справки, справки.
Алексей просматривал дела, вглядывался в лица подозреваемых и подследственных. Особенно в глаза. Но фото не всегда были хорошего качества, и рассмотреть выражение глаз было почти невозможно. Но зато создавалось впечатление, что у всех каменные лица, не выражающие никакие эмоции. Лица убийц, вредителей, врагов. Это была просто иллюзия, игра эмоций. И поддаваться таким иллюзиям нельзя. У крестьянина, который всю жизнь копался в земле, который жил десятилетиями в нужде, занимался непосильным трудом, глупо искать в лице вдохновение поэта, жажду познания ученого, интерес к жизни журналиста, инженера. И этот человек в сорок лет попадает на фронт, оставив семью, малых детей, понимая, что без его рук они могут умереть с голоду. Конечно, колхоз и местная власть, скорее всего, станут помогать семье фронтовика, но такая помощь не сравнится с тем, что мог сделать для своей семьи сильный здоровый мужчина, занимающийся хозяйством.
Раздумывая над делами, Алексей отдавал себе отчет, что его впечатление поверхностное. Он не знает всей подоплеки данного дела, ему трудно сразу судить. Да и не для этого ему велено ознакомиться с делами. Его задача – продолжить работу по выявлению врагов, работу по выявлению связей с врагом, с вражеской разведкой или организациями изменников Родины. Главное, теперь быть в курсе, запомнить основную информацию и выполнять задания в рамках того или иного оперативного мероприятия. Пока он «ведомый» в этой работе на новом месте. А вот и дело Самохина, на котором Брагин велел заострить свое внимание.
Брагин все утро сидел в комнате ВЧ связи, дожидаясь разговора с Москвой. Алексей понял, что майор освободится не скоро, и пошел искать Жукова. Он прошелся по подразделениям, вглядываясь в лица морских пехотинцев. Кто-то занимался хозяйственными работами, кто-то тренировался в преодолении полосы препятствий. Даже строевой подготовкой занимались. День выдался сухой, теплый, и совсем бы не верилось, что идет война, если бы не далекая артиллерийская стрельба. Да, так было и в госпитале. В хорошее верилось легко, в то, что война вдруг кончилась и наступил мир. Эти мысли пришлось гнать из головы. Зыков стал думать о том, что эти люди скоро пойдут в бой, тяжелый бой. И будет много убитых и раненых.
Неожиданно среди группы бойцов, сидевших среди сложенных бревен и отдыхавших после тренировки, Алексей увидел знакомое лицо. Так это же Самохин! Высокие скулы, разрез глаз, густые брови, носогубные складки. А ведь как он в жизни отличается от фото! Вот он шутит с другими солдатами, закуривает. Он курит? А ведь по документам Самохин бывший цирковой борец. «Хотя закуришь тут», – подумал лейтенант, замедлив шаг и продолжая наблюдать за бойцом.
Алексей отошел к стопке старых шпал и остановился. Он смотрел на Самохина и пытался определить, обоснованы ли имеющиеся в его деле подозрения. А подозрения были ни много ни мало о присвоении чужой личности, а может, и более того. Настоящий Самохин, борец, якобы пропал без вести в Сибири во время пожара, когда горела тайга и жители нескольких сел спасались от огня, бросив почти все нажитое и скот. И у НКВД появились подозрения, что за Самохина себя выдает Митрофан Огульнов, сын кулака с Дальнего Востока. Только вот беда в том, что раскулаченный Огульнов с семьей и несколькими другими семьями раскулаченных оказались в воде во время наводнения, когда разлился Амур. Были погибшие и пропавшие без вести.
Причинами подозревать в подмене были показания двух человек. Один из раскулаченных, по фамилии Соленов, якобы видел, как Митрофан Огульнов уплывал, держась за бревно, и потом выбрался на берег. Вторым свидетелем стал боец бригады по фамилии Шубников. Он был родом из тех же мест, где жили Огульновы, и хорошо знал Митрофана в детстве и юности. Он мельком увидел Самохина в строю маршевой роты и сразу донес на него. Правда, сам он погиб в бою, а из его показаний следует, что Митрофана Огульнова он с юных лет больше никогда не видел. Ясно, что опознать в сорокалетнем мужике приятеля юности сложно, тем более увидев лицо мельком и на расстоянии. Смущало и то, что Соленов тоже погиб во время нападения банды Семенова на колхозный поселок. И тела его на месте пожара не нашли или не смогли опознать.
Неожиданно Самохин повернул голову, увидел лейтенанта и весь как-то напрягся. Глаза его стали темными, как омуты, в них таились злоба, ненависть. Зыкову даже показалось, что боец готов был вскочить и кинуться на него с кулаками. Или не только с кулаками. Алексей поспешно отвел глаза, сделав вид, что стоит возле штабеля шпал просто так. Через пару минут он не спеша отправился в сторону медсанбата. Он успел мельком бросить взгляд на бойцов. Самохин на него больше не смотрел. Как будто и не было этого взгляда с читавшейся в нем ненавистью. «Может, мне показалось все это, – с сомнением подумал лейтенант. – Солнце в глаза светило, поморщился, потому что стер ноги в сапогах и рана на ноге не дает покоя, заставляет морщиться»…
На складе вещевого довольствия Алексея встретили две девушки. На том, чтобы получить и флотское обмундирование тоже, как было положено для прохождения службы в бригаде морской пехоты, все же настоял Брагин. Мало ли какая возникнет ситуация. Возможно, что в оперативных целях придется и в морскую форму переодеваться. Главное – никогда не выбиваться внешне из общей массы военнослужащих бригады.
– Ой, какой молоденький лейтенантик, – прощебетала одна из девушек с волнистыми светлыми волосами.