Бомба за пазухой
Шрифт:
Невольно Зыков повернул голову в сторону позиции командира роты и увидел бешеный взгляд командира и его поднятый вибрирующий кулак. Но случайно взгляд Алексея наткнулся и на маленькую группу десантников, которым он советовал укрыться за развалинами хаты. Он увидел Самохина и даже обрадовался, что не потерял его в горячке боя. Но дальше случилось невероятное и неожиданное. Самохин зло оскалился, быстро глянул по сторонам и навел на Зыкова автомат. Алексей со стороны десантников был открыт, он настолько не ожидал этого, что не успел бы броситься в сторону, как-то защититься.
И тут раздалась команда «огонь». Алексей похолодел, увидев, что отбитый в сторону автомат все же успел выстрелить. Только пули ушли в небо. Близкий разрыв снаряда, комья земли и влетевшие вверх камни вперемешку с чахлой травой закрыли от лейтенанта бойцов. Он упал на землю и пополз в укрытие. Мины рвались так часто и порой так близко, что Зыков ждал осколка, который вот-вот вопьется в его тело. Но каким-то чудом ему удалось доползти до бревен, валявшихся безобразной грудой. Он лег на бок, положил ствол автомата на крайнее бревно и прицелился.
Десантники стреляли короткими расчетливыми очередями. Длинно хлестал только ручной пулемет, прижимая немецкую пехоту к земле. Бронетранспортеры были уже на расстоянии трехсот метров от крайних развалин, когда по ним ударили бронебойные ружья. Их в роте оставалось всего два. Бронебойщики работали слаженно. Они знаками договаривались о новой цели и били вместе по одной машине. Как правило, те загорались после первых же попаданий. Немцы поняли, что рискуют лишиться всех машин, и стали оттягиваться назад, пропуская пехоту. Немцы поднимались и шли в атаку, но тут же ложились под плотным огнем десантников. Снова в воздухе зашелестели мины, снова пришлось падать лицом в траву, вжиматься в землю, в камни, в развалины чьих-то хат.
Сколько длился бой, Зыков уже не понимал. Его вещмешок валялся рядом. Он нащупывал в нем новый магазин для автомата и не находил. Пустые валились у его ног. Под руку попался брезентовый мешок с патронами россыпью, но времени заряжать пустые магазины не было. Немцы все ближе. Алексей вытащил и положил рядом четыре гранаты «Ф-1». Шевеление чьего-то тела совсем рядом заставило вскинуть руку с пистолетом. Оказалось, что к его позиции подползал раненый моряк. Он со стоном вытягивал руку, вцеплялся пальцами в камни и подтягивал свое тело, отталкиваясь одной ногой. Плечо и другая нога у него были в крови.
Алексей бросился на помощь раненому и втянул его в укрытие. Несколько осколков врезались в бревна, осыпая людей щепой. Пули постоянно свистели над головой, но к этому Алексей успел привыкнуть. Подоспевший санинструктор склонился над бойцом и принялся перевязывать его. И тут до Зыкова дошло, что этот боец был из той группы, которая находилась чуть ближе к немцам. Это им лейтенант в начале боя кричал, чтобы отползли назад в укрытие. И там должен быть Самохин. Подняв голову, Алексей не заметил никого впереди. В голове забилась мысль, что он здесь не для того, чтобы отражать атаки фашистов, а наблюдать, следить в том числе и за Самохиным. Да, Самохин. Он был там.
Рассовав гранаты по карманам, Алексей пополз вперед. Ползти было неудобно, гранаты давили на бедра, но нельзя было даже подумать, чтобы подняться. Пули свистели, некоторые вгрызались в землю рядом с лейтенантом, рикошетили от камней. Вот и та самая ямка, где недавно лежали четверо десантников. Сжимая рукоятку пистолета и посматривая вперед на цепи немецкой пехоты, которые были уже близко, Алексей перекатился несколько раз и упал вниз. Он снова ударился бедром, так, что граната вдавилась в его ногу, и из глаз едва не полетели искры от боли.
Один боец лежал на спине, и вместо глаза у него зияло окровавленное пулевое отверстие. Второй, уткнувшись лицом в землю, стонал и пытался подняться. Повсюду валялись пустые магазины от автомата. Зыков приподнялся над камнями и осмотрелся. Он хорошо помнил, что десантников было четверо. Где же четвертый? Повернув раненого на бок, он увидел, что это Самохин. Штанина бойца пропиталась кровью. Алексей вытащил из валявшегося рядом вещмешка индивидуальный пакет, разорвал зубами бумажную упаковку и стал перетягивать ногу бойцу выше раны, пытаясь остановить кровь. Потом он смотал плотный тампон из бинта, приложил к рваной ране и стал бинтовать Самохину ногу. Странно, но боец не потерял сознания и смотрел на действия лейтенанта, стискивая зубы и тихо постанывая.
– Ты откуда тут взялся, лейтенант? – хриплым голосом спросил Самохин, после того как отпил несколько глотков воды из фляжки, которую ему протянул Алексей.
– Твой товарищ приполз к нам вон туда, – кивнул Зыков назад. – Я решил проверить, может, еще кто живой. Я же кричал вам, чтобы отползали под прикрытие развалин!
Над головой снова стали проноситься снаряды, и десантники пригнулись. Но теперь снаряды летели с моря и рвались среди контратаковавших немцев. Это ударили орудия с кораблей поддержки. Земля летела на голову, рядом падали камни и горячие осколки. Алексей машинально накрыл раненого своим телом, старясь защитить его рану. Постепенно артналет прекратился.
– Ну, давай выбираться, – отряхивая голову от земли и отплевываясь, сказал Зыков.
– Погоди, лейтенант. Дай отдышаться. Я сам поползу. Ты меня не дотянешь – вешу много. Все-таки бывший цирковой борец, а там вес тела играет большую роль.
– Ничего, я справлюсь, – усмехнулся Алексей.
– Ты, может, подумал тогда, что я в тебя стрелять хотел, – вдруг сказал Самохин и внимательно посмотрел лейтенанту в глаза.
– Мне показалось, – нахмурился Зыков, вспомнив этот странный момент.
– Да нет, не показалось, – морщась от боли, отозвался раненый. – Хотел. Да только теперь вот засомневался, ты ли это. Уж больно молод ты для того случая.
– Какого случая? – насторожился Алексей.
– В августе сорок второго под Калачом не ты ли расстрелял собственноручно бойца Федосеева? Паренька из нашего взвода, у которого сдали нервы.
– Меня в июле сорок второго ранило под Москвой, – грустно улыбнулся Зыков. – В августе я уже валялся в госпитале. И был я тогда рядовым. Это после госпиталя меня направили на офицерские курсы.