Бомж вера

Окулов Максим

— Да разное. Короче, какой-то странный день.

— Ну так езжай домой, чего здесь париться?

— Домой? — Я криво ухмыльнулся.

— Понятно. Опять Людка.

— И она тоже. Я ей сегодня в зубы дал. Ох… Так на душе паршиво.

— Йес! Она давно нарывалась. Ты молодец, Толян!

— Ладно, Малыш, я и вправду поеду. Покатаюсь по городу, глядишь, тоска пройдет.

— Слушай, я такое заведение нарыл! — Димка хитро подмигнул, — Девочки, скажу я тебе…

— Ну нафиг! Только не бабы!

Крылов засмеялся и вышел из кабинета,

я отправился следом.

«Крузер» резво катил по Кутузовскому в сторону центра. Слева важно проплыло бывшее здание СЭВ, ныне столичная мэрия, я выехал на Новый Арбат. О, да! Знаменитый аэрофлотовский глобус, а под ним… Что там? «Развлекательный центр „Арбат“». Нет, я не был здесь после реконструкции. Ресторан «Тропикана» остался до сегодняшнего дня, но там наверняка все иначе. А когда то мы с братвой частенько сюда наведывались. Да… А вот и «Жигули». Классная была точка. Как лихо мы дрались здесь с азерами! Счет 3:0 в нашу пользу. Большой Каменный мост, Якиманка, Ленинский… Эти места я знаю хуже. Мне ближе Кутузовский, Арбат, Тверская. Сворачиваю направо на Третье кольцо. Зачем?! Я его ненавижу! Совершенно бестолковая трасса, с жуткими развязками, непонятными въездами и съездами. Б-р-р-р-р… Впереди горбатый мостик, где снималась финальная сцена любимого мною в подростковом возрасте фильма «ТАСС уполномочен заявить». Проезжаю над Москва рекой. Внизу Бережки. Это судьба! Сворачиваю направо. Как ты там, любовь моя?

Бомжиха была на прежнем месте. Она сидела на матрасах, навалившись спиной на решетку, и пила что-то из стаканчика. По цвету жидкость была похожа на коньяк. Я вышел из машины и присел на корточки метрах в трех от дамы.

— Бухаем? — Скорее всего, улыбка у меня получилась язвительной.

— Угу… Если бомж, то обязательно должен быть бухим… Это сок. Не веришь, попробуй.

— Премного благодарен, но вынужден отказаться, — я театрально прижал руки к груди.

— Бои-и-и-ишься! — Дама рассмеялась. — Оно понятно, чистеньким жить куда как приятнее.

— И что смеешься, лучше вонять что-ли?

— Знаешь, у меня в прошлой жизни знакомые были. Так они собирали всякий антиквариат. И была у них гордость коллекции — две старющие китайские вазы. Как они над ними тряслись — пылинки сдували, всякими восками-лосьонами натирали, чтобы, значит, эмаль не облупилась и не потускнела. А я как-то внутрь заглянула… Мамочка родная! Там пылища, паутина, мухи дохлые! Караул!

— И чё? — Я серьезно смотрел на свою собеседницу, не понимая к чему она клонит.

— А ничё, — в тон мне ответила она. — За обед спасибо, дама протянула пустую пластиковую плошку. — Сам готовил?

— Сам.

— Понятно. — Это «понятно» сопровождалось таким взглядом, что мне показалось бомжиха знает обо мне все. Эти глаза… Этот голос… Да что же это?!

— Мы раньше не встречались? — Вырвался у меня давно назревший вопрос.

В ответ раздался смех. Вытерев выступившие слезы, дама ответила:

— Ну прям Марк Твен! Принц и нищий! Бомж Вера и галантный миллионер! Кстати, меня Верой зовут.

— Толян. Анатолий, значит.

— Ах, Толян! Понятно.

— Что тебе понятно?! — Меня начинал злить этот тон. Собеседница, находясь по сравнению со мной в полном дерьме, держалась так, будто все наоборот! — А? Что понятно?!

— Да не злись ты! — Вера говорила тихо, примирительным тоном. — Сам подумай, не часто мне попадаются собеседники. Просто ты подтвердил мою догадку, что вышел сам из братков. Толян, Вован, Димон… — И опять этот взгляд, пробирающий до костей.

— Что?! Что ты сказала?! — Я подскочил к бомжихе, но та не испугалась. На меня смотрели все те же умные, быть может слегка ироничные глаза.

Через секунду я пришел в себя и, усмотрев в сторонке пустой деревянный ящик, поставил его рядышком с бомжихой и присел.

— Толян, Вован и Димон — это верхушка нашей бригады. Это было давно. И… мне кажется знакомым твой голос. Кто ты?

— Бомж Вера. — Она говорила все так же тихо, а взгляд стал задумчивым. — Это совпадение, Толенька. Твое имя ты сам мне назвал, а Вован и Димон — одни из самых распространенных имен. Разве не так?

— Толенька… Так называла меня мама. Давно это было…

— А жена что же?

— А жена… — я досадливо крякнул. — Мы встречались с тобой раньше?

— Нет, — Вера улыбнулась.

— Кто ты? Расскажи о себе. Кто твои знакомые. Ну, те, которые антиквариат собирали.

— Та женщина умерла, и рассказывать о ней нечего. А перед тобой бомж Вера. Летом живу здесь, зимой — в подвале.

— Тебе негде жить?

— Почему негде? — Ее удивление было искренним. — Говорю же, летом здесь, зимой — в подвале.

— Но у людей обычно есть дом.

— И это главное?

— А разве нет?

— Хм. Допустим, есть дом, а в нем что?

Удивительно, но она повторяла мои недавние мысли.

— Ты хочешь сказать, что тебе вот здесь — на вонючем асфальте — лучше, чем мне?

— Это твои слова, Толенька. Но, думаю, ты прав. По крайней мере, я счастлива.

— Счастлива?! Ты?! Под дождем, на ветру, ни поесть, ни посс… Короче, ничего!

— Почему? Сегодня ты меня накормил — я и счастлива. Много ли надо человеку? Зато я не гоняюсь за людьми на автомобиле и не желаю им смерти. — Взгляд! Господи! Опять этот проникающий в душу взгляд.

— Ты, кстати, не спросила, что с тем ботаном.

— С ним все в порядке. Я по тебе вижу.

— По мне? И что у меня такого?

— Глаза. Льдинки уплыли.

— Какие льдинки?! Что ты несешь?! — Я опять начал «закипать».

— Я бомж — мне простительно, — в Вериной улыбке сквозила легкая ирония. — Что у тебя с женой, Толенька?

— Да ничего хорошего. Я ей сегодня в зубы дал.

— Ох…

— Осуждаешь? Она меня козлом назвала. Я не могу терпеть таких слов. Пусть учится базар фильтровать!