Бонсай
Шрифт:
Нина с детским ехидством подумала: знала бы, как умер Стефан, небось не рассуждала бы так самоуверенно. Но сделала вид, будто пропустила реплику хорохорящейся свекрови мимо ушей. Она пила свой чай и беседовала о погоде, однако к печенью не притронулась.
Нина заметила, как по щекам потекли слезы. Это виски так подействовало на нее. Она закрутила пробку и поставила бутылку на пол. Приготовилась встать — в первый раз после похорон. Надела платье, слишком обтягивающее, с глубоким вырезом. Накрасилась, нарисовала идеальную маску: оливкового цвета тени, тушь, румяна, толстый слой пудры. Встала
Повесив на плечо сумку, она выходит из спальни. Ее существование имеет цель. Пункт в повестке дня. Она поедет в больницу и поквитается с «дылдой». Он ожидает ее в своем грустном кабинете в бетонном полуподвале больницы. Она приходит ровно в назначенное время. Признак силы и владения ситуацией. Врач поднимает руку, указывая ей на стул по другую сторону письменного стола, где обычно сидит коллега, с которым они делят кабинет и рабочее место. Он распоряжается бесконечным числом пациентов, но не собственным кабинетом. Это превращает его в человека. На столе полно бумаг и папок. Не хватает заботливой руки, чтобы убраться.
Она разглаживает платье, пережиток «космического» стиля веселых шестидесятых, в таком хорошо на коктейльной вечеринке, но оно слишком узкое, чтобы сидеть на неудобном конторском стуле. Подол платья, поднимаясь, обнажает колени, большие круглые коленки прачки. Сколько раз она молила Господа об узких, острых, аристократических коленках.
Врач откашливается и просит прощения, что не смог найти более подходящего места для столь важного разговора. Ее визит как будто взбодрил его. Голод по абсолютной правде о смерти своего пациента-гуру. Она пока не решила, узнает ли он эту правду. Непонятно, можно ли на него положиться. А может, у него под столом включенный магнитофон. Не сохранит ли он ее слова в центре памяти тренированного мозга? Чтобы потом обвинить в соучастии в убийстве. Сможет ли отделить свои чувства к Стефану от профессионального долга? Он нарушает тишину первых мгновений:
— Прошлая наша встреча прошла при менее благоприятных обстоятельствах, чтобы не сказать сумбурных.
Нина не отреагировала на осторожное приглашение. Не собирается ли он умыть руки?
— Экстраординарное течение болезни. Не вписывающееся в рамки обычного.
— Под конец он и не был нормален. С шизофреническим упорством отрицал болезнь.
— Скорее, наверно, возводил болезнь в ранг мифа.
— О нет. В соответствии с его логикой болезнь следовало отрицать, она являлась продолжением сексуальности такого рода, на которую он смотрел сверху вниз, не желая с этим смириться. — Нина уже еле сдерживается.
— Как бы то ни было, я его никогда не забуду. — Врач снял халат. Хочет быть человеком. Это все усложняет. Он ставит ей мат.
Нина решила немного прояснить ситуацию.
— Дело не только в нем. И мать, и брат страдают от фиксации на идее самоубийства. Их ответ болезни — смерть. Как можно скорее избавиться от жизни, если не все получается так, как им хочется. В этой семье в чудеса не верят. — Она выпрямляется. Насколько это возможно в узком платье-чехле.
Зачем
— Это примета времени. Брать судьбу в собственные руки.
— No man is an island [20] . — Она слышит, насколько высокомерен ее тон. Надо быть помягче, дружелюбней, любезней. Подавить злость и обуздать свой темперамент. Надо, чтобы он стал ей другом. Но она пришла с мечом. С мечом? Почему с мечом? Откуда это?
— Он опережал свое время. Более или менее серьезная дискуссия об эвтаназии только началась. Через несколько лет она приведет к массовому движению. Мы догоним голландцев. — Он прищуривается с менторским видом.
20
Человек — не остров (англ.),приблизительно соответствует русской пословице «Один в поле не воин».
— А как же клятва Гиппократа?
— Не осталось ничего святого. Все разваливается. Меняются старые этические императивы. Абсолютные истины не в моде. В будущем каждый получит право самому распоряжаться своей жизнью. Врачи станут своего рода подрядчиками.
Она усмехается. Кем он себя вообразил? Сократом? Или его устами говорит жизненная философия Стефана? Его позиция собственника по отношению к Стефану ранит ее. Заполучив преимущественное право на его душу, он отодвигает ее во второй ряд.
Будучи профаном, она проигрывает в неравной борьбе. Необходимо снова нанести удар.
— Почему вы позволили Стефану пребывать в заблуждении относительно того, что он может покончить с собой в больнице? Он был абсолютно в этом уверен, он был просто потрясен, когда до него дошло, что это не так.
— Я ничего ему не обещал.
— Но вы ничего и не сделали, чтобы развеять его иллюзии. Боялись потерять пациента, если не будете ему потакать?
— Я не ждал такой поспешности. У него оставалось еще полгода или даже больше.
— Вы должны были поговорить с ним, вместо того чтобы поддерживать в этом намерении.
— Я даже не представлял… Он же был на химии.
— И таблетки. Почему вы не объяснили ему, что таблетки пролонгированного действия? И почему заведующий их одобрил? — Она — великий инквизитор перед маленьким преступником.
— Ни я, ни заведующий отделением не утверждали, что таблетки идеальны. — Врач потирает подбородок.
— Значит, Стефан мне врал, когда ссылался на ваш положительный отзыв?
— В силу естественных причин на этот вопрос я ответить не могу. — Врач нервничает, ему не по себе.
— Но вы не можете отрицать, что обещали ему дать возможность сделать это в больнице.
— Вероятно, это какое-то недоразумение. У него была слишком богатая фантазия. — Снова застегнул халат на долговязом теле. В один миг ученик превратился в опекуна.
— В воскресенье вечером вы нарушили обещание.
— Его же положили.
— Вы посулили то, чего не могло быть.