Бонус для монсеньора

Калинина Дарья Александровна

Муж не находился, и Вика нервничала все больше. И характер у нее окончательно портился. Но при всем при этом она была не злой.

– Жадной, глупой, вздорной, да, но не злой, – говорила тетя Зина. – Понимаете? Мы могли с ней поссориться, а потом она сама прибегала и плакала у меня на плече, прося прощения.

– Но она жила в вашей квартире и очень вам мешала!

– Кто вам сказал?

– Вы сами жаловались на Вику. Врачу и соседям.

Тетя Зина замялась.

– Знаете, у каждого свой характер. И я ведь тоже не без греха. Иногда в сердцах ляпну что-нибудь этакое, потом жалею,

да уж поздно. Конечно, с Викой бывало нелегко. И наверное, в один из таких моментов я на нее и пожаловалась. Ну и что с того? Ссоры во всех семьях случаются.

– Но Вика должна была вас стеснять. А переехать отказывалась.

– Кто вам такое сказал? У Вики были деньги на покупку собственной квартиры.

– Что?

– Ну, да. Она же продала квартиру в своем родном городе. У сестры от мужа осталась отличная трехкомнатная квартира. С огромным балконом в виде террасы. С потолками под четыре метра. С видом на реку. Отличная квартира. Конечно, цены там не те, что в Москве или даже в Питере, но Вика была вполне в состоянии купить себе однокомнатную и вполне приличную квартиру.

– Почему же она ее сразу не купила?

– Это я виновата, – понурилась тетя Зина. – Мне все время казалось, что лучше девочке сначала пожить со мной. Осмотрится, освоится в чужом городе. А потом уж пусть перебирается и живет самостоятельно.

Вот оно как! В изложении тети Зины переезд к ней племянницы вовсе не был такой уж глобальной катастрофой.

– Мне было очень жаль Вику, – продолжала говорить тетя Зина, причем ее глаза снова увлажнились. – А после того как я познакомилась с Петенькой, и подавно. Я просто не представляла, как она переживет известие о том, что ее старая, больная тетя, за которой она ухаживала, уже нашла свое личное счастье, а она – сравнительно молодая и здоровая – нет.

– И вы потому решились сбежать? – догадалась Леся.

– Ну да! Хотела набраться сил, чтобы завести с ней этот разговор.

– Понятно.

В словах подруг не прозвучало и капли осуждения. Но тетя Зина все равно смутилась.

– Понимаю, что поступила, как трусиха. Наверное, Вика страшно волновалась за меня, да?

– Как вам сказать, – замялись подруги. – В милицию она заявила. Но, видимо, не верила, что вы найдетесь, потому что решилась продать ваши шахматы.

– Что? – удивилась тетя Зина. – Продала мои шахматы? Но кому они могли понадобиться? Обычная машинная работа.

– Не эти. Другие.

– Какие?

– Те, которые вы отвезли к своей подруге тете Вере на дачу.

– Ах, это старье! – воскликнула тетя Зина. – Но это уж вообще глупо! Кто бы на них позарился? Они же были совсем старые, истерлись, облупились. Играть ими было уже просто стыдно. Я потому и купила себе новые.

– Другими словами, вы не сердитесь на Вику?

– Что нашла на мои старые шахматы покупателей? Боже мой, конечно, нет! Я бы ее только похвалила за предприимчивость!

Что же, отчасти ситуация прояснилась. Но только отчасти. И оставалось выяснить еще один крайне важный для подруг вопрос.

– Скажите, а как к вам попали эти старые шахматы?

– Как попали?

– От кого они вам достались? Или вы их купили?

– Они всегда у нас были. Папе подарили их на работе.

–

А где работал ваш папа?

Тетя Зина слегка покраснела и кинула в сторону Пети смущенный взгляд.

– Разве это важно? – пролепетала она.

– Видите ли, возможно, что вашу племянницу убили как раз из-за этих шахмат.

– Ах, это совершенно невозможно! Им почти тридцать лет! Или даже больше! Что за нелепость, убивать человека из-за старых деревяшек, пусть даже и сделанных руками преступника.

Эта фраза вырвалась у тети Зины явно случайно. Она сразу же осеклась. И покосилась на Петеньку с совсем уж затравленным видом. Ясно, при своем Петеньке тетя Зина говорить на эту тему не будет. Поэтому подруги сделали рокировку, а потом ход конем.

– Петя, ты не покажешь мне, где тут можно попить воды? – ляпнула Леся первое, что ей пришло в голову. – Очень пить хочется.

– Да, Петенька, покажи девочке, где у нас колонка, – слабым голосом, но все же поддержала ее тетя Зина. – И будь ангелом, если уж все равно пойдете, принеси одно ведерко и для нас.

Петя в последний раз погладил тетю Зину по ручке и с явным сожалением оторвался от нее.

– Пойдемте, я покажу, где можно напиться, – произнес он, пропуская Лесю впереди себя.

Ах, правы были старушки соседки. У этого деревенского парня были манеры наследственного лорда. Случаются же такие чудеса на свете.

Едва Петенька и Леся вышли из комнаты, как тетя Зина поспешно заговорила:

– Насчет этих шахмат… Я не хотела говорить при Пете…

– Я поняла.

Но тетя Зина не обратила на ее слова внимания. Она продолжала быстро бормотать себе под нос:

– Конечно, если рассудить здраво, то ничего такого в этом и нет. И уж точно, что дети не отвечают и не должны отвечать за грехи своих родителей. Да и не был мой отец ни в чем виноват, просто жизнь была такая.

– Понимаю, – повторила Кира. – Ваш отец был преступником?

– Боже мой! Совсем нет! Напротив!

– Напротив? Он работал в милиции?

Зинаида Митрофановна еще немного помялась, но все же сказала:

– Мой отец был начальником колонии для осужденных преступников. Тут же, в Ленинградской области. Небольшая такая колония, общий режим. Никаких тяжких преступников у папы не сидело. Так, по мелочи. Разная шушера. Карманники. Воришки. Папаши, уклоняющиеся от уплаты алиментов.

Услышав последнее, Кира не смогла сдержать своего удивления. И тетя Зина невольно засмеялась.

– Да, да, не смотрите на меня так. Я не шучу. При советской власти с этим было строго. Если мужчина не хотел платить алименты на детей добровольно и всячески уклонялся от их уплаты, то женщина могла подать на него в суд. И он получал срок. И в течение этого срока был обязан работать, и с его зарплаты высчитывали долг.

– Порядочного человека – и в тюрьму?

– Не могу с вами согласиться, – поджала губы тетя Зина. – Какой же он порядочный, если его собственные дети по его милости вынуждены голодать? Хотя, конечно, такого преступника нельзя сравнивать с грабителем или убийцей. Ну, так и порядки у папы в колонии были более чем свободные. Пять дней в неделю заключенные работали, а на выходные, если у них не было замечаний, могли ехать к семьям.