Борьба или бегство
Шрифт:
Я открыл глаза. Девушка смотрела в книгу, Надя – в окно. До пересадки во Фрайлассинге оставался ещё час.
* * *В Берхтесгадене на платформе нас встретила бойкая старушка по имени фрау Клара, ни слова не понимавшая по-английски и лихо рулившая синеньким «Опелем». Пока он петлял по улочкам, забираясь в гору, она без умолку болтала по-немецки. Из её речи мы понимали в лучшем случае некоторые слова и совместными усилиями пытались составить приемлемые ответы.
Берхтесгаден расположился на склоне горы. Рядом с главной дорогой протянулась первая линия домов, затем строения взбирались в гору, в конце концов оставляя
Фрау Клара выдала нам последние наставления, некоторые из которых мы даже поняли, и ушла. Я упал на кровать спиной, закинув руки за голову. Полежать мне довелось всего пару секунд: отвернувшись к стене, Надя плакала. Я тут же вскочил и осторожно обнял её сзади за плечи.
– Милая, что случилось?
– Ничего, – она слегка повела плечами, сбрасывая мои руки, и вышла на балкон, опёршись на резную ограду. Ветер распушил её мягкие волосы.
– Наденька, давай поговорим.
Она вытерла глаза рукавом и повернулась ко мне, чуть опустив голову.
– В поезде ты хотел говорить не со мной! Я чувствовала себя третьей лишней с вами.
Я был поражён.
– Что?.. Ты про девушку напротив, что ли?
Надя снова отвернулась.
– Ну что ты придумываешь, моя хорошая? Я вроде бы хотел разглядеть обложку её книги… – я замешкался, будто вспоминая. – Потом заметил, что она на меня смотрит, но зачем – без понятия. И сам стал читать. Ты от чего плачешь-то вообще?
Надя не отвечала. Я осторожно положил руку ей на плечо:
– Наденька, я люблю тебя.
Так просто сказать «люблю». Так просто быть рядом с любимой, обнимать её и выстраивать вокруг себя тот самый мир, в котором вам будет хорошо вдвоем. Мир, полный нежности, заботы и верности. Этот мир называется «зона комфорта».
– Пожалуйста, не плачь, – я осторожно коснулся губами щеки Нади. Её нежные уши снова порозовели.
Я обнял любимую сзади и прижался щекой к её виску. Так мы и стояли, пока Надя не успокоилась. Повернув её к себе, я кончиком носа вытер мокрую дорожку на щеке. Надя улыбнулась, и я поцеловал её в нос. Это была счастливая и мирная картина, и вряд ли со стороны можно было догадаться, какое раздражение снедало меня в тот момент.
Завоевав Надину любовь однажды, мне больше не нужно было сражаться за неё, преодолевая себя. Нет, теперь пришло время ежедневно и планомерно трудиться над отношениями. Мне и хотелось этого, но тут вступал в дело безжалостный наблюдатель. Развитие отношений его не интересовало, а интересовало другое – преодоление страха. Если со страхом перед драками и прыжками я более или менее разобрался, то в случае со знакомствами этим и не пахло: прежде чем мне удалось решить проблему, я встретил Надю. Моя слабость висела надо мной, давила сверху. Любовь Нади значила много, но она не значила, что я полностью избавился от комплексов. Чтобы убедиться в этом, однозначно требовалось участие других девушек.
В двадцать два года у меня на счету было четыре сексуальных партнерши. Сомнений не возникало:
При этом мне не приходило в голову сравнивать других девушек с Надей: она была вне конкуренции. И да, Надя была прекрасной любовницей. Но она была одна.
Ситуация выглядела сложной, но не безвыходной. Любовь не имеет ничего общего с правом собственности, писал Владимир Леви 8 . Проявлять любовь – значит заботиться о человеке, стараться сделать его счастливым, а вовсе не ограничивать его свободу или отдавать свою.
8
Владимир Львович Леви (род. 18 ноября 1938, Москва) – советский и российский писатель, врач-психотерапевт, психолог, кандидат медицинских наук, автор книг по различным аспектам популярной психологии. Здесь рассказчик намекает на его книгу «Травматология любви».
Я изучал тему моногамии и полигамии, обращаясь к литературе и интернету. Перед моим внутренним взором оживали древние эволюционные механизмы: мужчины пытаются оплодотворить как можно больше женщин, чтобы распространить свой генофонд; женщина же, забеременев, должна удержать одного мужчину – кормильца для неё и ребёнка.
В итоге складывалась следующая картина: мужчины от природы чаще полигамны, женщины – наоборот. Для некоторых людей секс отделён от чувств, для других – неразрывно с ними связан. Себя я относил к первым, а Надю – ко вторым. Для секса ей обязательно требовалась эмоциональная близость. Встречаясь с парнем, она могла рассматривать других лишь теоретически, на практике же они её не интересовали: для неё существовал лишь один мужчина.
Был очевидный путь прекратить этот конфликт интересов – отказаться от моих амбиций по поводу других девушек. Но я не понимал, почему должен так поступаться своей сущностью. Надя устроена так, а я – эдак, и никто из нас не выбирал врождённых склонностей. Нужен был компромисс.
Я решил уговорить Надю попробовать секс втроём с какой-нибудь подругой, а потом и более свободные отношения. Здесь я выступал за равные права. Помешать отношениям с Надей это не могло, ведь на нашей стороне оставались честность и эмоциональная верность – действительно важные вещи. Мне в голову не пришло бы ставить другую девушку выше любимой, а если Надя решила бы разделить со мной развесёлое дело соблазнения девушек – и вовсе был бы счастлив. Там, где не предполагался обман, не могло быть и измены. Эту прекрасную теорию подтверждала масса примеров как из литературы, так и из жизни. Взять хотя бы нашу знакомую семейную пару: они счастливо жили в свободных отношениях уже почти десять лет и воспитывали двоих детей.
Разговор повторялся каждые несколько месяцев. Понимая, что первые эксперименты могут оказаться тяжелы, я обещал Наде полный контроль ситуации и предельную честность. Она будет знать и видеть всё, если пожелает. Мы могли стать сообщниками, и это было вполне реально: Наде девочки нравились чуть ли не чаще, чем мальчики. Я клялся, что она есть и навсегда останется для меня самой лучшей.
Со временем Надя стала соглашаться с моими доводами, но просила подождать с применением их на практике: она была не готова. Конечно же, я не спорил, но каждый раз, когда она в очередной раз просила отложить эксперименты, я чувствовал внутри предательское облегчение, которое немедленно вызывало злость: в эти моменты я покорялся собственному страху перед знакомствами, отодвигая испытание, а такого права у меня не было.