Борьба за огонь (илл. В. Добровольского)
Шрифт:
Легчайшего прикосновения к руке сына Леопарда было достаточно, чтобы тот мгновенно вскочил на ноги.
— Зачем разбудил меня Гав? — спросил он, выйдя из пещеры. Молодой воин молча протянул руку в направлении холма. Нао нахмурился.
— Серый медведь! — воскликнул он.
И он тревожным взглядом окинул пещеру. С вечера уламры заготовили много веток и кучу камней. Несколько крупных валунов лежали поблизости — всем этим можно было загородить вход в пещеру. Нао предпочел бы спастись бегством, но бежать можно было только по направлению к водопою, то есть прямо в лапы к серому медведю; можно было также вскарабкаться на дерево — серый медведь не умеет
Медведь стал спускаться по крутому склону холма. Дойдя до подножья, он поднял кверху морду, втянул влажный воздух и затрусил рысцой. На мгновение обоим воинам показалось, что он удаляется. Но, очутившись на берегу, медведь уверенно побежал к переправе и остановился как раз напротив утеса, где приютились уламры.
Заметил ли он Гава, который укрывался в тени скалы, стараясь не делать ни одного движения? Или это был хозяин берлоги, захваченной уламрами, который вернулся из дальних странствий?
Так или иначе, но медведь отрезал уламрам единственный путь к отступлению: с одной стороны утес обрывался совершенно отвесно, с другой, на противоположном берегу узкой речки, подстерегал медведь. Как бы быстро ни спустились уламры, медведь успеет переплыть речку и настигнуть их.
Оставалось ждать, пока хищник сам снимет осаду, или принять бой на месте, если он решится напасть на людей в пещере…
Нао разбудил Нама, и все втроем стали перекатывать валуны к входу в пещеру. Потоптавшись на месте, медведь вдруг бросился в воду и переплыл реку. Выйдя на берег, он стал взбираться по узкому выступу, опоясывавшему утес.
Чем ближе подходил медведь, тем больше опасений внушали Наму и Гаву огромная мускулистая туша и сверкающие при свете луны белые клыки. Сердца юношей бешено колотились от страха.
Нао также был встревожен. Он знал силу противника и понимал, что медведю понадобится немного времени, чтобы растерзать троих людей. Топор, рогатина, дротик были бессильны против крепких, как гранит, костей, против толстой, как броня, шкуры.
Вскоре перед входом в пещеру выросла стена. Уламры оставили незаложенным только одно отверстие на высоте человеческого роста. Когда медведь подошел совсем близко, он остановился и удивленно тряхнул головой. Он давно учуял людей, слышал шум, поднятый ими при сооружении стены, но не ожидал, что вход в берлогу, который он так хорошо знал, вдруг окажется прегражденным.
Медведь смутно почувствовал, что существует какая-то связь между появлением этого неожиданного препятствия и вторжением людей в его берлогу. Преграда озадачила его, но нисколько не встревожила: он чуял, что имеет дело со слабым противником.
Сперва огромный зверь мирно потягивался, расправляя грудь и покачивая остроконечной мордой. Затем внезапно, без видимого повода, он пришел в ярость: издал хриплый рев и встал на задние лапы. Стоя, он еще больше напоминал человека — волосатого, с уродливо-короткими ногами и непомерно удлиненным торсом. Переваливаясь с лапы на лапу, медведь подошел к оставшемуся незаложенным отверстию.
Нам и Гав, скрывшиеся в темноте пещеры, держали наготове топоры. Сын Леопарда поднял свою палицу. Уламры думали, что медведь опустит передние лапы на груду камней и примется разрушать укрепление. Но зверь неожиданно просунул в отверстие мохнатый лоб и раскрытую пасть, обнажавшую два ряда острых, как дротики, зубов. Топоры Нама и Гава с силой врезались в лоб хищника; Нао взмахнул палицей, но низкий потолок помешал нанести удар. Медведь с ревом отступил. Он не был даже ранен — ни одна капля крови не выступила на его морде; но его горящие маленькие глазки и лязг мощных челюстей яснее ясного говорили о возмущении оскорбленной силы. Однако он не пренебрег полученным уроком. Вместо того, чтобы итти напролом, он решил уничтожить опасное препятствие. Он толкнул преграду лапой — она дрогнула. Тогда, удвоив усилия, медведь стал расшатывать стену. Он наваливался на нее плечом, толкал лбом, цеплялся когтями и тянул к себе, то, отступив, с разбега бросался на нее всей тяжестью своего массивного тела. Обнаружив слабое место у основания стены, он сосредоточил на нем все удары. Это место было недосягаемо для людей, и они не могли помешать разрушительной работе противника.
Тогда и уламры быстро изменили способ защиты: Нао и Гав подперли плечами опасное место, и стена перестала шататься; Нам же высунулся в отверстие и подстерегал мгновение, чтобы метнуть дротик в глаз противника.
Вскоре медведь заметил, что слабое место в преграде перестало шататься от его толчков. Это непостижимое явление, шедшее вразрез со всем его долголетним опытом, озадачивало и раздражало его. Он отошел на шаг, сел на задние лапы, недоверчиво тряхнул головой… Затем он снова попробовал расшатать стену. Когда и на этот раз преграда не поддалась, медведь пришел в ярость и оставил всякую осторожность.
Отверстие в стене притягивало, медведя — ему казалось, что здесь он найдет свободный проход. С разбега он бросился на него. Дротик просвистел и впился ему в веко; но уже ничто не могло остановить сокрушительного натиска этого живого тарана. Стена рухнула…
Нао и Гав отскочили в глубину берлоги; Нам не успел сделать этого, и чудовищные лапы подмяли его. Нам не защищался; покорный и беспомощный, как лошадь, настигнутая львом, он в каком-то оцепенении ожидал смерти.
Нао, сначала растерявшийся от неожиданности нападения, увидев опасность, угрожавшую его спутнику, загорелся воинственным пылом. Отбросив ставший не нужным топор, он обеими руками схватил свою узловатую палицу.
Медведь заметил его движение. Отложив расправу со слабым противником, он с грозным рычанием шагнул навстречу к Нао. Но не успел зверь пустить в ход свои страшные когти и клыки, как палица уламра молниеносно хватила его по челюсти. Удар, нанесенный искоса, был не очень силен и не опасен, но пришелся по чувствительным местам и причинил такую боль, что хищник осел и завыл.
Второй удар палицы упал на несокрушимый череп. Это была ошибка: медведь почти не почувствовал боли и только яростно зарычал на дерзкого врага. Нао отпрянул в сторону и притаился за выступом скалы. Когда же обезумевший от боли и бешенства медведь снова слепо кинулся на него, Нао в самую последнюю секунду отскочил в сторону, и огромный зверь со всего разбега ткнулся мордой в базальтовую стену. Оглушенный, он зашатался.
Воспользовавшись этим, Нао с такой силой хватил медведя палицей по спине, что у того хрустнули позвонки.
Зверь зашатался и упал. Нао в упоении победы бешено колотил его палицей по ноздрям, по лапам, по челюстям, в то время как Нам и Гав вспарывали ему брюхо топорами.
Когда, наконец, окровавленная туша перестала содрогаться, уламры молча переглянулись. Это был торжественный момент. Нао вырос в глазах своих спутников: ни Фаум, ни Гу, сын Тигра, ни один из тех великих воинов, о которых рассказывал старый Гоун, не мог похвалиться победой над серым медведем.