Боргильдова битва
Шрифт:
— Неправда. Он похищает эльфов, изменяет их чарами. Я не занимаюсь ничем подобным.
— Откуда мне знать? — Кователь сердито пожал плечами. — Ты нездешний. Сила твоя не от нашего творца. Какие заклятия ты можешь сплести, не знает даже Светлая.
— Подозрения — первый шаг во тьму, разве не ты говорил мне это?
— Знаю! — с мукой выкрикнул Кователь. Отец Дружин усмехнулся про себя — ваша война по сравнению с Боргильдовым полем — поистине детские забавы. Вот и срываешься, кричишь, точно девка. — Но всё равно — как можешь ты подбивать их, верящих тебе, как можешь ты склонять их…
— Уймись, —
— Какое Упорядоченное? — не понял Кователь.
— Я так называю Тьму Внешнюю, ту, где лежат бесчисленные звёзды.
— Какие хозяева? Те, от которых тебе пришлось бежать? Но наш Творец всесилен, Он один…
Старый Хрофт не стал спорить. Для здешних богов не существует ничего за пределами их собственного мира.
— Я знаю, что есть силы, помимо вашего Творца. И знаю, насколько они могущественны, потому что убедился в этом на собственной шкуре. Они наступают, всюду устанавливая свои порядки и свою власть…
(Комментарий Хедина: в тот момент Старый Хрофт ещё не мог знать в деталях, что же делают Молодые Боги, как распоряжаются доставшейся им добычей.)
— Настанет день, когда они придут и сюда, в ваш тихий мирок. И тогда ты вспомнишь мои слова, Кователь, но будет уже слишком поздно. Я хочу дать тем, кто живёт здесь помимо тебя и твоих сородичей, их собственный шанс.
(Комментарий Хедина: интересно, оправдались ли предсказания Отца Дружин? В конце концов, далеко не все Древние Боги пали от руки Ямерта и его родичей, немало уцелело.)
— Нет и не может быть никакого «шанса», помимо воли Творца! — возопил Кователь. — Он запечатлел навеки наш путь, и даже если он дал волю Чёрному Врагу, то лишь по своей беспримерной доброте!
— Может быть, — не стал спорить Отец Дружин. — Если ты прав — вам ничто не угрожает, кроме лишь этого твоего Врага, вашего же собрата. Что бы я ни предпринял — значения иметь не будет. А вот если представить, что всё-таки прав…
Кователь смущённо почесал затылок. Он был добр и старался оставаться справедливым — так, как он это понимал.
— Если свободная воля настолько священна, — продолжал Старый Хрофт, — то не мешай всем поступать по своей собственной. Мне. Остальным. Если ты решил, что меня надо остановить — останови, попытайся. Потому что я не говорю ни слова неправды.
— Враг тоже умел искусно прятать ложь, — проворчал Кователь. — И умел сплетать её с правдой. Но я вижу, что в тебе нет зла, Высокий. Жестокость есть, а зла нету.
— Спасибо и на том, — обронил Отец Дружин.
— И познания твои поистине обширны… даже я многое почерпнул у тебя… Другие говорят о тебе разное, но я не верю в худое…
— И правильно, — кивнул Старый Хрофт. — Потому что от меня Силам здешнего мира не проистечёт никакого вреда.
Кователь долго ещё смотрел на Высокого, как он привык называть гостя.
— Я верю, что ты не хочешь зла.
Старый Хрофт кивнул.
— Мне нечего скрывать. Всё, что ты сможешь сказать моим ученикам, Они уже знают. Обманывать следующих за тобой — это путь Врага, не мой.
— Я должен напомнить им, что их долг, их родина — сей мир, но никакой иной, — тон Кователя оставался мягким, но под мягкостью скрывалась непреклонность.
— Напомни. Но скажи также, что двери миров не заперты его хозяевами на глухие засовы. Ушедшие смогут вернуться — или же нет, по их свободному выбору. Подобно тому, как пришёл сюда я.
— Да, — согласился справедливый Кователь. — Тебя не было изначально… нет ничего, что соответствовало бы тебе в изначальной песне…
— Мир больше того, что можем представить себе ты или я, — пожал плечами Старый Хрофт. — Поскольку я — существую, тебе надо признать, что есть вещи, тебе неведомые, и лежат они вне пределов твоего мира. Давай оставим этот спор, Кователь. Делай, что почитаешь справедливым. Моё дело — не тёмно и не злобно, я не боюсь никакой правды. Мой дом останется открыт для всех, кто ищет знания.
— За которое ты, однако, попросишь высокую плату, — проницательно заметил Кователь.
— Я попрошу не плату, — посуровел Отец Дружин. — Я покажу им дорогу. Встать ли на неё — дело их и только их самих.
(Комментарий Хедина: я сидел и смотрел на эту фразу — и почему-то ощущал озноб. Почти точно так же, в тех же выражениях Старый Хрофт говорил мне о «показанной дороге», когда мы с ним едва-едва стали… доверять друг другу, назовём это так.
Однако тогда он ещё только искал дорогу к другим, к тем, для кого он, хоть и могущественное существо, но никак не бог, не повелитель и не тот, которому довольно лишь шевельнуть пальцем. Мне эта инвектива показалась странной — бог Один никогда не правил, подобно всевластному тирану, напротив — вникал во все мелочи жизни своего мира, мира, где он родился от изначальной искры Дыхания Творца, так какие же особые открытия мог он совершить, уговаривая своих «учеников» выбрать путь войны?..
Дальше в книге открылся аккуратно извлечённый из какой-то явно эльфийской летописи отрывок, на тщательно выделанной и неведомо как сохранённой древесной коре. Отец Дружин, похоже, любил вставлять описания своих дел, сочинённые простыми смертными, ну, или бессмертными.)
И Высокий щедро делился со всеми, кто приходил к нему, отринув злые или себялюбивые помыслы, делился своим знанием и великим умением. Ильвё, король Невозжелавших, тех, что не покинули берега своей родины, был среди тех, кто внимал Высокому, тщательно записывая всё, что слышал. Многие из Перворождённых тогда следовали за своим королём, ибо Ильвё манили тайны иных небес и миров, король знал, что мир, где он живёт сейчас, хоть и велик, но исчерпаем, и потому хотелось ему знать, что по своему желанию он сможет встать на дорогу, ведущую к иным солнцам, хотя и помнил, что запрещено подобное словом Творца.