Борька
Шрифт:
Это шоу побило все рекорды по просмотрам, и долго его ещё пересматривали в интернете, наслаждаясь зрелищем, миллионы людей.
Конечно - это было жестоко, и бесчеловечно, и безнравственно, НО это было ОЧЕНЬ выгодно. Деньги лились - просто огромные!
И, поэтому, такую практику было решено повторять, время от времени. И звезды на "Дыме два" начали загораться уже с некой периодичностью.
Более того, с годами канал очень
В любом случае, "вонючий костёр" всегда проходил увлекательно - с серьёзными разговорами: "ну, за что сегодня сжигать будем?".
С гоготом, с залезанием в чужие отношения и дела, с полосканием чужого грязного белья, с солёными шутками, да вообще с похабенью - в общем, интересного и увлекательного было много.
Вся страна с удовольствием смотрели на все эти приключения.
Многие из подруг Василисы "Дым - два" смотрели с большим удовольствием.
Но ей смотреть в переменчивые блики вонючего костра - не приносило никакого удовлетворения.
Главное, что она вынесла для себя из этого шоу (которого она не смотрела) - ей надо было строить новые отношения.
Ей нужна была опора.
17. НОВЫЙ МУЖ
Так шло время. Пока суд да дело - пролетело ещё несколько месяцев.
Но уж не вечно же было такой красавице в девках ходить, да маяться у телевизора.
На плечах у Василисы лежало целое хозяйство, и ей обязательно нужен был бы помощник, который взял бы часть этого груза на себя.
Новый муж нашёлся спустя какое-то время. Им стал Михаил - тот самый Михаил-сосед, который подвозил Бориса в "Новую Зарю" на купленном у него же мотоцикле.
Он был товарищ рукастый, так что Василиса довольно быстро почувствовала себя комфортно.
(Да и прочие мужские достоинства у него были - чего и говорить - при нём).
Михаил довольно быстро вник в особенности их хозяйства - да и что ему было вникать, он жил рядом с ними и всю ситуацию - и свою и их - знал не понаслышке.
Он и в лесок на охоту ходил, и на рыбалку с мужиками ездил - в общем, провизионная составляющая быта улучшалась, прям, налицо и быстро.
И хотя с момента превращения Бориса в Борьку прошло не так уж и много времени, оказывалось, что хозяином он, вроде как, был никудышным - сейчас дом крепчал на глазах.
Первым делом была поправлен навес поленницы, давно уже покосившийся - старые рассохшиеся доски менялись на новые, поленья укладывались в ровные укрепленные штабеля, и их число значительно выросло.
Вслед за нею выпрямилась и маленькая сараюшка, в которой хранили лопаты, лейки, грабли, прочую хозяйственную утварь и инструменты.
Курятник он тоже поправил, Василиса и Михаил ухитрились даже бесконечные горы скопившегося там помета, сгрести их в кучи, погрузить в бочки, вперемешку с травой и листьями, и оставить до следующего года на удобрения.
Вот такой мужик Василисе достался теперь - он и гвоздь топором забивал, и замок на двери мог без ключа открыть.
Да и живность её в руки он взял так, что куры ходили теперь затылок в затылок по кругу, заложив крылья за спину и даже высоко головы не поднимая.
Не то, что раньше, когда они, ополоумев, носились по двору одна за другой, кудахтая и сталкиваясь одна с другой, снося всё на своём пути.
В общем, в доме появился вдумчивый ХОЗЯИН.
Шло время, оно летело стремительно и незаметно. В золотой и тёплой осени что-то сломалось, и она стала коричневой и мерзкой.
Дни становились короче, работы становилось всё меньше и меньше - летний урожай был уже почти весь снят, почти все запасы на зиму были уже сделаны.
Закрутились уже все закрутки, ягоды и плоды тоже были собраны, и варенье из них уже давно было сварено и расфасовано по банкам.
Картошка с морковкой и свёклой ушли в подполье на зиму, вязанки лука и чеснока были просушены и развешаны.
Пришёл и срок для шинкования капусты, и её квашения в чанах и бочках.
Хозяйственные нужды требовали массу времени, и время это тянулось, и ход его затягивался до бесконечности. Время ползло - медленно-медленно-медленно, мучительно, а не летело стремительно, как одно мгновение между закатом и рассветом.
Но все хлопоты по хозяйству неизбежно заканчивались. И новый деятельный муж Василисы принужден был искать занятие, а занятий не оставалось уже никаких.
И взор его неизбежно останавливался на клетке с Борькой. И останавливался не зазря.
Борька за прошедшее лето, да за осень, похорошел, потолстел - уже до пределов возможного. Кабанья морда его лоснилась, щетина на шкуре стала упругой, жесткой, иглами взметалась на загривке.