Борщевик шагает по стране
Шрифт:
– Оль – крикнул Федор, поднимаясь следом – я же не сказал, что брошу искать, просто все надо обдумать, в конце то концов. Оля.
Но она его уже не слышал, зато хлопнула дверь так, что казалось, та вылетит из петель.
– Да что такое – буркнул Федор, ставя кружку в раковину – как будто я ничем не рискую, черт меня возьми.
Он прошел в коридор и остановился возле закрытой в спальне двери, затем посмотрел во вторую комнату, где был привычный диван. В принципе он много раз уже спал там, особенно когда задерживался на
– Окей пусть будет по—твоему – наконец сказал он – хочешь так, пусть так. Только я не виноват в том, что твой брат мог от тебя сбежать.
– Да пошел ты – раздался голос Ольги – сам себе завтрак приготовишь.– Невелика потеря. Я с яичницей я как—нибудь управлюсь – уже тише заметил Федор – ты бы лучше двери входные закрыла, прежде чем обижаться.
Он развернулся к двери и замер. Там, на коврике лежала белая бумага. Он привычно потянулся к кобуре. Минута тишины, еще одна, Федор мягко сделал шаг. Ничего подозрительного. Он резко подошёл к двери и встал с боку. Ничего. Он посмотрел на листок. Там что—то было написано.Вышкин крутанул ручку, и плавно открыл двери, выглядывая в коридор. Пусто. Поводив пистолетом, он прошелся до лестницы и всё также ничего не увидел.
– Что дам? – раздался голос Ольги за его спиной.
Вышкин убрал пистолет и посмотрел на неё – ничего, показалось.
– А это что? – она подняла листок – Гадюкино? Это что? Деревня такая?
Мозалев
Вернувшись в деревню, я снова договорился с Вадимом о новой поездке. Да обошлось не дешево, но зато я был точно уверен, что завтра я снова попаду на поляну и смогу, продолжить свое исследование. Другой вопрос к чему именно оно ведет. Ведь теперь, я нашел вещь пропавшего человека.
– О чём—то задумался город? – спросил Вадим, забирая вещи из лодки – ты, кстати, не забудь про ожоги, они не сразу ведь появляются.
– У меня есть мазь – соврал я – Вадим, слушай, а муж Людмилы, что с ним случилось?
Он на мгновение замер, потом явно что—то додумал и наконец, посмотрел на меня, несколько удивленным, словно запоминающим взглядом.
– Пропал. Наверно, года два назад. Может больше. Я точно не знаю. А тебе это зачем?
– Любопытно. Такое это ведь наверно не совсем правильно для маленькой деревни.
– Не такие уж мы и маленькие, город. Ты просто не везде был. У нас и больница есть и мент свой. Ты походи, посмотри, что тебя окружает, как—никак, ты теперь живешь тут. Почти живешь.
– Я бы так не сказал.
– А я бы сказал. Ведь ты сейчас не обратно в город едешь, а к бабе Люде идешь, верно?
– Да.
– Вот видишь, значит, ты живешь в деревне. Ночуешь тут. А сколько, это не особенно важно. Ты уже пропитываешься этим местом.
– В тебе живет философ, Вадим.
– Мертворожденный – вдруг сказал он и в глазах заиграл странный огонек, отчего мне даже показалось, словно это было произнесено совсем другим человеком.
– Почему, мертворожденный? – повторил я, вглядываясь в него.
– Не знаю, – махнул он головой – просто само вырвалось. Все, закрутил ты меня, своей наукой, мне пора лодку убирать.
– Рад был пообщаться – я протянул руку.
– И тебе не хворать – сказал он и пожал её.
Отойдя от пристани, я и вправду направился к дому Людмилы, судя по всему, уже успевшей приготовить что—то съестное, однако, бумажник, который оттягивал мой карман, то и дело подсказывал мне несколько другие идеи.
Я снова вытащил его. Раскрыл и посмотрел на фотографию Людмилы. Тут она улыбалась.
Я посмотрел на сидевшую, на скамейке бабку с обветренной, вытянутой вперед ногой. Немного архаично конечно, но в этом месте я уже мало чему удивлялся, особенно после пропадающих в кустарнике людей.
– Бабуль, где у вас тут участковый живет?
– А?
– Участковый говорю где?
–А
– Участковый. Говорю где?
– Подростковый?
– Полицейский, говорю где – чуть не заорав, уточнил я, после чего бабка, наконец, поняла, о чём речь.
– Так это тебе туда, милок – сказала она, увлекая меня своим потрескавшимся от долгой жизни пальцем – вон, там дом такой синий, там и спит.
– Спит?
– Так о что ему еще делать.
– Спасибо, бабуль – поблагодарил я старуху и двинулся в сторону синего дома.
Участковый, как видимо и положено подобным сотрудникам, сидел в синей форменной рубахе, но совершенно не подходящий для этого шортах, мягко сползавших, и оголявших полосатые трусы.
Деликатно кашлянув, я встал у открытой двери и внимательно посмотрел на участкового. Он тоже смерил меня взглядом, на мгновение, задержавшись на моей куртке, после чего продолжил что—то писать на своем потертом столе.
– Добрый день.
– Вечер больше – досадливо ответил он, пробуя ручку на вкус – постоянно не пишет зараза.
Я огляделся и сделал шаг внутрь – я войду?
–А вы собственно кто?
– Мозалев Евгений Петрович. Профессор ботаники из института Ботанических Исследований города Москвы.
– А, тот самый, что на болото ездит, наслышан – все, также смачивая ручку, пробубнил участковый – и как? Двигаются исследования?
– Понемногу. Но меня интересует другое, если честно.
– Что именно?
– Пропажа человека.
– Как интересно, и кто же это?
– Людмилин муж.
– Ничего себе, как неожиданно, только вот пропал он больше года назад, так что немного ошиблись вы с вашими изысканиями, господин профессор – улыбнулся щербатой улыбкой, полицейский – в свое время весь лес местный шерстили, ничего не нашли.
– А может, искали не там?
– А где надо?
– Вдоль реки, например – сказал я и положил бумажник на стол – или на худой конец, на бледной поляне.