Бортовой инженер Вселенной
Шрифт:
– Чего орёшь, женуля? – урезонил. – Не признала, что ли?
И жена залепетала:
– Саша! Как узнать, когда в чужой одежде? В темноте? Когда противный запах удушающий сжимает горло? Нарядился для чего, как клоун?
– Спецзадание, Ольгунь, такое, – отвечал жене чекист, – наверно, где служу, ещё, поди-ка, помнишь?
– Как не помнить?
– Ты к любым сюрпризам быть готовою должна, Ольгуша. Вот в вине пришлось купаться нынче, драгоценная моя, и даже было чуть не утонуть при этом.
– Расскажи.
– Секрет большой, однако согрешу, одной
– А чего он так, шпион? Сдурел, что ль?
– Не сдурел. Наоборот. Он просто с ядом ампулу посеял где-то, и живым не доставаться чтобы, утопиться вдруг решил, мерзавец. Да напал не на того, соколик.
– Наградят тебя за то, Сашуля?
– Наградят. Не сомневаюсь даже. Раньше звёздочку дадут большую.
– Лезь под душ, шпионолов.
– А это совершенно бесполезно, Оля. Со стиральным порошком мочалил битый час, поди, наверно, кожу. Остаётся алкоголя запах.
– Постелю тогда давай на кухне, – Оля молвила. И скоро порознь благоверные заснули сладко.
А у Шухова другой сценарий поздней встречи был с женою ночью. Та узнала от подруг о том, что возвратился самолёт супруга с ремзавода ранним утром самым. Не спала она, ждала, волнуясь. А когда явился тот «хорошим», то, особо не журив, сказала:
– Я не спрашиваю, где надрался, игнорируя семью. Одно лишь, дорогой, тебе хочу заметить, дружба эта с полковым чекистом до добра не доведёт: таким же алкашом и забулдыгой станешь, поведёшься с ним когда поболе.
Не ответил на жены ворчанье ничего бортинженер и молча, виновато рядом лёг и тихо – не заснули, правда, долго после…
А наутро особист встал рано и на службу как огурчик трезвый да побритый к девяти поехал. Первым долгом в «пентагон» начальству сообщил: «Установил конкретно, полтергейсты кто, веду работу!».
И, конечно, похвалили Сашу, но, однако же, не с тем апломбом, ожидал какой чекист. И вместо предложения звезды майора из Москвы гнусавый голос хрипло посоветовал: «У вас ещё там два крутых феноменальных дела, на учёте что ЦК, – в станице райотдел почти сожгли, есть жертвы. И ещё из автоматов граждан в ресторане расстреляли также в крае вашем три – представь, десятка… Опыт есть у вас большой – дерзайте… и чекистам помогите местным».
«Вот те нате вам и хрен в томате!» – не на шутку удивился Саша. Разобиженно насупил брови, отношение к себе такое, чем не зная объяснить: «Чего вдруг дифирамбов нет? Восторг и радость почему ключом не бьют горячим? Мусоров перестреляли, ну и что с того? Из США шпионы их с похмелья замочили, что ли? Красной ниткой шито тут – бандиты. Вот и пусть менты не спят – их дело! Я с какого прилепился боку здесь, скажите, особист военный? И к тому ж ещё «дерзайте» это… Как плевок, как оплеуха в душу… А не буду! Не хочу дерзать вот!.. Полтергейстов если стало мало сразу двух, слов
И хотел уже Сашуля было сейф открыть да спирт достать, да хлопнуть по велению души-загадки. Но звонок остановил чекиста.
Трубку сняв, в ней услыхал Сашуля генерала Потайного голос:
– Здравствуй.
– Здравия желаю.
– Как ты?
– Ничего.
– А что семья?
– Чудесно.
– Ты, однако, молодец, Сашуля, – по-отечески сказал, с душою. – Мы примчимся, как возможно, скоро. А пока не до тебя совсем тут. На Балтфлоте бунт поднял скотина – замполит Советской власти против, негодяй, на корабле военном… Так что ты не обижайся очень за внимание к себе такое… Жди… А также между делом помни, что милицию у вас спалили возле Чу, в станице Турской, ну и автоматами двумя сыграли отходную трём десяткам граждан в придорожном кабаке… Ты это всё возьми на карандаш.
– Так точно.
– До свидания. – И стихло в трубке.
Окрылённый похвалой, Сашуля в сейф за спиртом не полез, однако и дерзать не поспешил особо. Задремал под взором глаз суровых, что глядели со стены из рамы. И давил так на диване старом, не раздевшись, до обеда кожу.
Разбудило же поесть желанье. Саша встал и, причесавшись, вышел. У курилки повстречался Шухов, незаметно знак подал знакомый, ловко палец потерев о палец. Это значило, товар что продан и делёжки ожидают деньги.
Потому идти пришлось к машине, не обедая. А после встреча в перелесочке густом за частью, вдалеке от глаз ненужных, лишних.
Отчитался кочегар:
– Спирт взяли по четыре, а отдал по восемь. Это 1600 навара. Восемь сотенок на брата, значит. Вот, держи. Сашуля принял деньги.
– Что, по плану всё? – спросил.
– Летаю я сегодня целый день в районе. А в обед, пожалуй, можно завтра пару бочечек забрать поехать. Ждут как раз уже товар клиенты.
– Значит, завтра.
А когда хотели разъезжаться, спохватился Шухов:
– Да, вчера я по «Спидоле» слышал: «голос вражеский» вещал, что будто бунт у нас на корабле подняли. На Балтфлоте замполит какой-то, по фамилии как вроде Цаплин или Саплин, так глушили сильно, разобрать что невозможно было, малость тронулся умом бедняга. Корабля «Сторожевой» названье, разобрал в невероятном шуме. Что-нибудь о том подробней знаешь?
– «Голос вражеский» порою брешет, – рассудительно вздохнул Сашуля, – а сегодня нет, сегодня правду сообщает буржуинский голос. Замполиты нам ещё покажут, Кузьки мама где живёт, попомни.
И разъехались, а Саша думать раздражённо продолжал с досадой: «Замполит! Незамполит такую разве может отчебучить гадость?! Сам за партию орёт в три горла. Сам же ножик ей, паскуда, в спину… Замполит до идиотства, сия только может довертеть мозгами… Эх! А славно-то как было б, если б взять да их передушить команду. Яйца всем повырывать баграми, всем как есть до одного поганца. А иначе со страной Советской шутку скверную сыграют суки. Жаль, какую вот, не знаю только… Не могли пообождать маленько бунтовать, пока со мной начальство разберётся, наградит, похвалит».