Бортовой инженер Вселенной
Шрифт:
Запозднившийся прохожий всякий, нос зажав, спешил домой скорее. Проезжая, из машины видел я всё это, и досадно было от нашествия кошмаров жутких дня тяжёлого такого очень.
«К одному оно одно!» – подумал, заезжая в свой гараж в тот вечер. Да к жене скорей, домой к супруге, что не спит, что ждёт, что сердцем чует нехорошее, колдунья будто.
«Ну, – выкладываю ей, – Надюха! Сухари давай суши, родная! Я, твой муж, болван великий самый, белый свет ещё каких не видел, сослуживца отравил вот только», – и подробно про беду поведал. А потом и отрубился сразу под бочком любимой дамы тёплым, как снотворное свалил стресс жуткий.
Шухов смолк. Ещё налил в стаканы спирт по чуть сперва, потом водицей минеральною слегка разбавил и глотнул. За ним Сашуля следом то же самое, минуты только отдохнуть совсем не дав:
– Что дальше? – озабоченно спросил и нервно, сигарету разминая в пальцах.
– А вот дальше, – продолжал рассказчик, – фантастическое нечто вышло. Просыпаюсь я пораньше утром и к покойнику иду в больницу.
Семь утра. Вхожу в палату – тихо в горбольнице – и гляжу. О боже! Царь небесный наш! Живой Евгений! Только весь, как помидор, распухший! Щёки бледные, а нос пунцовый, прямо как у обезьяны жопа, у макаки, в зоопарке видел. Смех сдержал, но в кулачину прыснул.
Раздвигая над глазами веки сразу пальцами двумя, Евгений на меня взглянул, на бога будто, и взмолился: «Помираю! Пива так хочу, что окочурюсь, если час промучаюсь ещё хотя бы! Принеси скорей, а то, блядь, сдохну!».
– Вот сюрприз какой судьбы, Сашуля, получил я утрецом недавно.
Побежал, само собой, за пивом на базар скорее. В Чу закрыто было всё ещё, на рынке только пива взять как раз возможно было. Покупаю там пивка, а также шашлычок к нему беру бараний и обратно к Голоконю мухой уж лететь хотел, но вдруг мыслишка тормознула. Говорит: «Дундук ты! Несусветный охламон, однако! Как Сашуля в КГБ служил бы, так пропёрли бы давно болвана. Дознаватели, конечно, спросят первым долгом: «Пил чего Евгений?». Ну и что же говорить прикажешь Голоконю твоему? Начнёт он что попало, бедолага, мямлить, да и выболтается, как пить дать. И раскроется бригада ваша. Дознавателей в сторонку надо уводить от криминала мудро, а не то беда нагрянуть может. От отравы отвести вниманье первым долгом непременно нужно. Аллергия, например, у Жени на им выпитый продукт случилась. Но представить надо так: питьё что не ворованное, то бишь наше, а законное, какое можно в торгсети приобрести свободно. Вот и всё, а аллергия – штука неподсудная ещё пока что.
«И какой же подобрать напиток?» – обращаюсь я к толковой мысли. А она: «Такой, чтоб был похожим на горилочку, но чтобы явно отличался от неё при этом вкусом, запахом и цветом также. Потому как каждый в части знает, аллергии нет у Жени к водке».
Я опять штурмую мысль: «Конкретней!». А она… Тут перебил Сашуля:
– А она: «Дубняк», – сказала, – «горный» подойдёт, понепонятней чтобы».
Кочегар глаза раскрыл большие:
– Ты чего, мои читаешь мысли?
– Не читаю я пока что мыслей, просто веников не вяжет фирма. Продолжай давай. Мне точки надо в деле этом все над «i» расставить, реагировать, чтоб знать, как лучше. Мало выплыть что по ходу может.
И продолжил кочегар:
– Ну, значит, мысль глаголит мне: «Бери бутылку тут в шашлычной и гони скорее к Голоконю с ней, в больницу прямо. Дай попробовать, понюхать Жене, дай взглянуть на этикетку также «Дубнячок», чтоб хорошо запомнил и чтоб мог потом сказать конкретно дознавателям своим досужим об ужасном аллергене этом: не ворованном, а том, который в магазине честь по чести куплен… И не станут ковыряться дальше дознаватели: не кругло в носе хитро-мудрость разгадать такую. И закончится кошмар дурацкий».
Хорошо. Я докупаю, значит, «Дубнячок» и прибываю к Жене. Ублажаю бедолагу пивом, угощаю шашлычком бараньим и затем уже даю бутылку поглядеть, с собой принёс какую. Говорю: «Вот полюбуйся, Женя. Это тот как раз напиток самый, на базаре ты вчера который прикупил себе, а после выпил и возникла до какого также аллергия невзначай большая. Про бурду, что с экипажем квасил, ни словечечка – пытать как будут. Будто не было её в помине, а не то всем экипажем дыню в зад получим, да таких размеров, что не вытащить из жопы скоро. Не отмыться после долго будет от взысканий вереницы длинной».
Голый Конь согласен был. «Дубняк» он «горный» тот чуток из горла выпил, и понюхал, и напиток крепкий подпихнул в себя пивком холодным. На глазах припухлость морды спала, с кожи мёртвая исчезла бледность, а вот нос таким, как был, остался: точка в точку обезьяны жопа.
Обучение кончаю. «Женя, – на прощанье говорю, – ты скажешь дознавателям, что пил «Дубняк» сей лично сам один в своей квартире и сознанье потерял потом вдруг, а что дальше, ничего не помнишь. Аллергия, мол, и всё на этом… Ключ давай, я отнесу бутылку и поставлю на столе в квартире».
Отхлебнул ещё Женёк чудесный аллерген и возвратил с ключами мне его. А я же в ДОС скорее и, как думал, так всё точно сделал. По расчёту всё прошло, по плану.
– Нету слов. Ты молодчина, Шухов! – кочегара похвалил Сашуля, – контрразведка и разведка также вместе горько по тебе рыдают, аж ревут и льют ручьями слёзы! Операцию провёл чудесно… Обойдётся, значит, всё, жаль только, что звезду с погонов Жени снимут, как дать пить – к попу ходить не надо.
– Почему?
– А потому, что парень не впервые достаёт начальство дружбой крепкою с «зелёным змием». Командирам наплевать на эту «аллергию», от которой польза есть большая, но лишь нам с тобою – дознавание скорей закроют. А вот Жене – чести суд и званья пониженье на одну ступеньку. Я армейские порядки знаю.
– Жаль. Товарищ пострадает очень из-за нас. Ему помочь бы надо.
– Не волнуйся, отыскал Евгений всё одно б чего-нибудь на жопу. Таковецкая уже натура… Все по сто, а он, вот видишь, двести.
Кочегара осенило.
– Так ведь получается, нам небом спущен Голоконь. Все пьют по сто, он – двести. Представляешь, было б что, когда бы все, как он? Чего б тогда? Труба бы!
– Исключительно труба, а также замечательной бригаде нашей горький, траурный конец, плачевный.
– Помогай ему давай, Сашуля. Мы обязаны всецело Жене, повторяю я тебе, свободой. Философствовать не стоит больше. Наш Великий Покровитель неба наградит тебя потом за это.
– Хорошо. Скандал замну. Но только будут хлопоты мои напрасны. Залетит ещё на чём-то следом обязательно твой друг весёлый.
– Залетит – его проблема будет, а сейчас помочь – задача наша. Вдруг уволят мужика до срока?
– А за то не беспокойся даже. Кто же выгонит в годах нестарых технаря в соку, пахать который, словно конь, на самолёте может? Разумеется, никто, конечно.
И, вздохнув, чихнул Сашуля громко, утку спящую вспугнув, какая из прибрежных камышей взлетела недовольная, гнездо оставив.