Боруэлла
Шрифт:
— А про наши способности ты тоже знаешь? — поинтересовался Петька.
— Какие ещё способности? — спросила Элька, не отрываясь от рисунка. — У вас ещё и способности имеются? Ну-ка, ну-ка…
— Да про твои наши способности! Слышать всё! Говорить как угодно! — наперебой говорили мальчишки.
— А, это… — спокойно сказала Элька. — Значит, получилось. А вот лапа у хомяка что-то совсем не получается. Борька, помоги, а?
— Что значит — получилось?
— На расстоянии превращать…
Нет, Борька тогда вовсе не хотел ссориться
Борька это поймёт, но не сейчас — когда уже будет поздно…
И Элька тоже не хотела ссориться с Борькой. Она даже собиралась сказать ему, что не собирается быть каким-то неизвестным туманом, а будет жить здесь, у Вадика… Но то ли у неё хомяк в тарелке очень уж не получался, то ли молочный суп дал о себе знать, и…
И получилась ссора.
Громкая, большая.
Борька кричал, что Элька никого не любит, что ей все безразличны…
А Элька кричала, что раз так, то пусть её превратит обратно, раз он так считает.
А Борька кричал, что первое превращение — это было вообще досадное недоразумение.
А Элька кричала, что он всегда её неправильно превратить пытался. Что это никакое не превращение, это придумывание. И что Борьке нужно просто придумать, какой она была раньше, а Борька этого делать не хочет.
А Петьку и Вадика (Вадик всё-таки зашёл в комнату, потому что всё равно крик по всей квартире) они не слышали.
— Ты и придумывать не умеешь! — кричала Элька. — У тебя фантазии хватило только на то, чтобы придумать какую-то мелкую девчонку!
— Да как я могу придумать, — сказал Борька спокойно, но обидно. — Как я могу придумать то, чего вообще нет?
И ссора — нелепая, глупая, никому не нужная ссора, моментально прекратилась.
Потому что не с кем было ссориться.
Элька исчезла.
Моментально.
Не было никакого тумана, ни странных голосов, ничего.
Как будто её никогда и не было вовсе…
Только висел на стуле красный рюкзак да зелёная кепка на клетке хомячка…
— Элька! — закричал в отчаяньи Борька.
— Элька! — позвал Петька.
— Элька! Элька! Элька! — заплакал Вадик…
10. День признания
Я не буду скрывать, что мне всегда хотелось народного признания. Нет, не совсем всегда, конечно. Раньше, когда я ещё не была Элькой, а была непонятно кем, мне и собственного признания хватало. Ни одно событие, случавшееся со мной, не проходило мимо меня.
А как стала Элькой, так подавай признания чуть ли не каждую минуту. Первый раз я поняла это, когда написала сочинение про море. Я вроде бы его совершенно честно написала, но так хотелось, чтобы Борька похвалил! И он сказал, что я — поэт. Он это правильно сделал.
Но в тот день…
В тот день я сама встречала Вадика из школы.
Аня дала мне ключи от дома (нацепила их на шнурок и повесила мне на шею. Странный пояс, который выпрямлял мне осанку, проснулся, буркнул: «Конкуренция…» и снова замолчал). Эта тяжесть прилично прижимала меня к земле, но я не сопротивлялась. Только сказала Ане, что этот ошейник носить не буду.
— Можешь оставаться дома, глупый ребёнок, — сказала Аня.
Дурацкая привычка у Ани появилась! Зачем она меня глупым ребёнком называет? Она что, не в курсе моих огромных интеллектуальных способностей?
Я её об этом как-то спросила. А она говорит:
— Вот глупый ребёнок, конечно, я в курсе!
Не знаю, что с ней делать? Но она это так необидно говорит, что сердиться не хочется. Я только говорю:
— Сама ты глупый ребёнок.
Но, по-моему, как-то это не внушительно звучит…
Так вот, в тот день мы с Вадиком случайно проходили мимо того детского садика, куда бесконечно добрые родители Борьки меня безжалостно запихнули.
Вадик показывал на окно, где раньше была его группа, когда в нашу сторону помчалось множество детей.
— Элька! — кричали все они.
— Элька! Это же Элька!
— Элька! Ура!
Сначала я не на шутку испугалась. Вадик тоже. Это были не только дети из той группы, в которой я тогда оказалась. По-моему, там был весь садик…
За детьми неслись, но не поспевали, воспитательницы, нянечки, повара, заведующие, директора школ, телеведущие… А может, только воспитательницы. Не помню.
И все эти дети радостно набросились на меня, стали обнимать, дёргать за бантики и спрашивать, почему это я не приходила.
Подбежала воспитательница со словами:
— Ну наконец-то!
Она мне объяснила, что дети требовали моего возвращения и не понимали, почему это я не прихожу. Они думали, что это развлечение от них никогда не уйдёт.
После того, как каждый из детей прокричал, что им показать, я пригласила их в гости. Не знаю, зачем. А они не просто согласились, а радостно побежали в нужном направлении. Вадик только успел сказать:
— Ой…
По дороге к Аниному дому дети спели мне странную, очень странную песню. Последний раз я её уже слышала давным-давно. Не знала, что она до сих пор пользуется популярностью… Но в такой обработке я её слышала впервые. И, похоже, они её репетировали раньше. Хором. Пели они вот что:
Родители плачут: Пропал аппетит у детей. Висят объявленья: Найдите нам Эльку скорей! Быть может, она в другой группе сидит, И к нам приходить не хотит!