Босс, который украл Рождество
Шрифт:
– Кто сказал, что ты должна это сделать до конца месяца? – Он выпускает галстук из рук и начинает барабанить пальцами по столу.
– Я предположила, вы хотели…
– Я бы хотел, чтобы ты перестала предполагать, – перебивает он, его слова резкие, но голос неожиданно мягкий. Это сбивает с толку. И помимо явного раздражения, которое читается на его лице, есть что-то такое, что я не могу до конца понять. Это так несправедливо. Это он постоянно держит меня в напряжении, требует бесконечных отчетов, бросает мне вызов на совещаниях, подкрадывается ко мне за моим же столом, лишь для того,
«Это я должна быть раздражена», – думаю я с негодованием. – «А не он».
– Ник, сейчас же Рождество, – отвечаю я. Знаю, мой голос звучит так, будто я умоляю, но ничего не могу с собой поделать. Декабрь в Рейнди-Фолс – мое любимое время года. Все это знают.
– Сегодня только третье декабря, – сухо отвечает он, явно не впечатленный моей мольбой.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Это праздничный сезон, – парирую я, разводя руками, как бы показывая, что весь месяц – один сплошной праздник. Ведь это факт и нечего здесь больше объяснять.
– В Германии тоже праздничный сезон, – возражает он. – Думал, тебе понравится идея посетить место, которое стало вдохновением для Рейнди-Фолс, да еще и в самое волшебное время года.
Тут он прав. Конечно, мне это должно понравиться. И уверена, что так и будет.
От мысли, что большую часть недели я проведу в его обществе, я ощущаю дискомфорт. При чем, во всех неправильных местах.
Я опускаю взгляд на стол, прежде чем перейти к следующему аргументу в моем списке.
– Ты, наверное, не в курсе, но в этом году один из кулинарных каналов снимает в нашем городе шоу «Грандиозный конкурс по выпечке пряников», и у моей сестры есть все шансы победить. Я должна остаться ради нее.
– Финал конкурса будут снимать в прямом эфире в канун Рождества на городской площади, – без колебаний парирует Ник. – Уверяю, я доставлю тебя домой к этому времени. – Его вычурное кресло не издает не единого звука, пока Ник приподнимает его на пару дюймов, при этом пристально наблюдая за мной. Он наслаждается каждым моментом происходящего.
Но, погодите-ка…
Щелкунчика сын, откуда он знает? Откуда Ник знает хоть что-то о грандиозном пряничном конкурсе? Я рассчитывала, что он не имеет ни малейшего понятия о расписании местных праздников. Поэтому быстро перехожу к следующему аргументу.
– У меня нет паспорта, – объявляю я. Мне даже удается добавить немного фальшивой грусти к этой фальшивой новости.
Ник смотрит на меня на протяжении долгих минут, тишина тяжким грузом повисает в воздухе между нами, и я начинаю нервничать из-за лжи. Потеть под его пристальным взглядом. Проходят часы. Эоны лет. С нуля выпекается печенье для Санты, охлаждается и покрывается глазурью в то время, пока Ник смотрит на меня в ожидании, что я сломаюсь.
– В таком случае, могу ли я предположить, – наконец медленно произносит он, тщательно подбирая слова, – что в прошлом месяце ты нелегально посетила и затем покинула другую страну, когда брала три дня отпуска, чтобы отпраздновать свадьбу твоей сестры, которая проходила в Мексике?
Мои глаза расширяются, и я краснею. Уверена, что никогда не говорила ему,
– У моего парня важная рождественская вечеринка, на которой я обязана присутствовать, – выпаливаю я. Это немного не по сценарию, но, честно говоря, я не думала, что мне придется зайти так далеко в своем списке оправданий. И я очень взволнована.
– У тебя нет парня, – отвечает Ник.
Я набираюсь смелости и поднимаю на него свой взгляд, его глаза сузились, а костяшки пальцев побелели, от того, как сильно он сжал подлокотники кресла.
– Ты этого не знаешь!
– Как его зовут? – спрашивает он, вынуждая меня снова оторвать свой взгляд от ковра и вернуться к его лицу.
Думай, Холли, думай! Мужское имя. Любое, кроме Ника.
– Сант…аа, Сантана. – исправляюсь я. – Как группа.
– А чем он занимается? – Кажется, на его лице я замечаю намек на улыбку, но трудно сказать наверняка, потому что он редко улыбается. Это может быть очередная гримаса отвращения. Или газы.
– Он играет в группе. – Я хочу умереть. Мало того, что мой фальшивый парень по имени Сантана играет в группе. То, ко всему прочему, иметь дело с Ником - все равно, что иметь дело с собакой-убийцей. Лучше не показывать своего страха. Я демонстративно перемещаю руку на бедро и продолжаю стоять на своем. Держу пари, Сантана очень добр ко мне и все время улыбается.
– Холли. – Ник произносит мое имя и вздыхает. Его глаза на мгновение закрываются, голова запрокинута наверх, как будто он призывает на помощь силы у потолочного освещения. Он очень редко называет меня по имени, обычно у него какое-то непонятное предпочтение обращаться ко мне «мисс Винтер». Но, хочу быть с вами откровенной, когда он называет меня по имени, то всегда произносит это таким тоном, что я начинаю думать о сексе.
О сексе с ним.
Что вызывает во мне беспокойство по многим причинам. И в очень многих местах. Зачем кому-нибудь заниматься сексом с человеком, который даже не нравится. С кем-то настолько злым? Скорее всего, он будет критиковать то, как я приподнимаю бедра или требовать кончить по команде. Вероятно, он заранее прикажет предоставить ему сводную таблицу, в которой будут указаны показатели гибкости всех моих конечностей, и наглядные схемы, того, насколько мои колени могут быть близки к голове.
Боже, эта идея довольно горячая. Часть про изгибы, а не про злобного босса.
Интересно, был ли Эбенезер Скрудж в молодости привлекательным? Вызывал ли он трепет в сердцах и чреслах милых юных дам, когда отдавал приказы и хмурился? Был ли молодой Эбенезер красавчиком с пышной шевелюрой и стройным телом? Пахло ли от него рождественской елкой и свежевыпавшим снегом?
Скорее всего, Эбенезер был ужасен в постели. Держу пари, именно это и превратило его в такого ворчуна. Он, наверное, очень быстро кончал и понятия не имел, что делать с языком.