Босс-одиночка ищет няню
Шрифт:
Ничего себе, мамаша приехала. С её сыном в доме было настолько тихо, что комара можно было услышать, как пролетел, а теперь подозреваю, тишины совсем не будет.
Я вернулась, прикрыла дверь на второй этаж, чтобы хоть как-то снизить уровень шума для себя и для Сёмы. Странно вообще, что взрослые люди в десять вечера думают, о своих развлечениях, а не о ребёнке, которому давно пора спать. А он из-за шума, конечно же, спать не может.
Через какое-то время, когда Сёма наконец уснул и я прилегла с ноутбуком и фильмом, в комнате вдруг зажегся свет.
— Боже, какое чудо, — хором вздыхают с умилением, глядя на спящего Сёму.
— Красавчик.
— Бедный малыш.
— Невероятно. Как он?
— Справляется, но думаю ещё долго, он будет её помнить, — сказала, даже не шёпотом, мамаша.
Я села на кровати, чтобы не лежать перед этими людьми, но на меня даже никто не глянул. Сёма заворочался и открыл глаза и сразу открыл рот, чтобы заплакать.
Неудивительно, я бы тоже заплакала, увидев над собой толпу.
— Ладно, пойдёмте, не будем его будить, — сказала мамаша.
В смысле? Вы его уже разбудили — хотелось закричать, но я сдержалась. Не хочется проблем, с сумасшедшей бабулей. А то, что она слегка не в себе, заметно невооруженным взглядом. Мало того что наряды её слишком экстравагантные, как по мне, так ещё и в голове всё как-то неправильно расставлено. Короче, того, ку-ку.
Все дружно как вошли, так и вышли. Я осталась с проснувшимся ребёнком, который ещё неизвестно теперь, когда заснёт.
— Ну, давай, зайка, засыпай, закрывай свои глазки, — уговаривала я Сёму, почти до часа ночи.
С того дня вечеринки проходят каждый вечер. Пришлось привыкать и приспосабливаться к новым обстоятельствам. Я так понимаю, без этого никак. Иногда приходит горничная и говорит, чтобы я принесла ребёнка вниз показать гостям. Тогда я встаю, одеваюсь, одеваю Сёму и тащусь с ним на обозрение богатой публики.
Они восхищаются, тискают Сёму за щёчки, ручки, животик и ножки, говорят, какой он красивенький, миленький и почему-то бедненький. Как раз, кода он начинает орать, я его уношу. И так каждый день.
На меня же все смотрят, как на низшее существо, которого вообще считай нет и которое просто перемещает ребёнка туда-сюда. Обожаю состояние воздуха, за который они меня считают. Так, невидимая оболочка, передвигающаяся, перетаскивая ребёнка.
Что ж, за зарплату и доплату за невесту, приходится терпеть вот такое никакое к себе отношение. Спасибо, хоть не пинают ногами.
Всё бы ничего, мне-то не трудно, всё равно не сплю, но Сёма с каждым разом всё дольше засыпает и просыпаться начал чаше. У ребёнка сбивается распорядок дня из-за этих надоедливых людей.
Я пыталась пару раз намекнуть Владу. Это недопустимо, чтобы в час ночи я будила ребёнка, одевала его и несла на рассматривание гостям. Но он как-то вяло отреагировал и сказал фразу, от которой я и про него теперь
— Должна же мама как-то общаться с ребёнком.
Тогда в голове моей по поводу него снова начало слегка меняться. И это, как раз в тот момент, когда я неожиданно стала смотреть на него слегка под другим углом.
Это он называет общением? Тогда я ничего уже не понимаю.
О, ну конечно, я ведь человек подневольный. Приходится терпеть вот такое уникальное общение бабушки с её внуком. Днём она спит в гостинице, где её не побеспокоит плач ребёнка, об этом она позаботилась на славу, а ночью, гуляет.
Что поделать, приходится подстраиваться под неё. Ведь эта женщина ведёт ночную, богемную жизнь, очень важную для неё, важнее даже собственного внука.
Не верю, что моя мама будет вот так же относиться к моим детям, это невозможно. Никогда не предполагала, что бывают и такие бабушки. То, что она называет общением, вызывает у меня ощущение невосприятия ребёнка. Он как бы есть, его нужно всем показывать и хвалиться, что он есть, и на этом всё. А Сёме нужно принимать ровно столько, сколько она даёт, ни больше, ни меньше. Ладно, Сёма пока меленький, а что будет, когда он подрастёт и начнёт понимать?
Так летели дни, и казалось, не будет конца и края этому ужасу, к которому даже я никак не могу привыкнуть.
Но однажды, наступила тишина. Я ушам своим не поверила. После стольких дней шума и гулянок, всё стихло.
— Мама уехала, — сказал Влад, выйдя утром в кухню и включив кофе машину.
Я даже выдохнула.
Хорошо, что не пришла прощаться. Спасибо и на этом.
27
Вечером, когда Сёма уснул, я спустилась вниз, взять в холодильнике бутылочку воды.
Время позднее, в доме долгожданная тишина. Я тихонечко, на цыпочках, чтобы не услышал хозяин дома, прошла на кухню. Над поверхностями включен ночной свет, и я не стала включать верхний, мне ведь всего лишь взять воду и вернуться наверх.
Открыла холодильник. Большой как шкаф, с множеством полочек и всегда полный продуктов. Тут много чего есть, сыры, колбасы, овощи и фрукты, отдельные полки для рациона питания ребенка. И всё в идеальном порядке, не то, что у меня дома, куча на куче лежит, кастрюля на сковородке, пакетик на пакетике. Чтобы всё впихнуть приходится постараться.
Я взяла бутылку газировки, захлопнула дверь холодильника и от испуга чуть не закричала. Вернее, почти закричала:
— О, Боже! С ума сошёл? Блин!
За дверью стоит Влад. И смотрит на меня тёмными глазами.
— Испугалась?
— А как ты думаешь? — говорю возмущённо.
Я уже давно путаю, то на — ты его, то на — вы.
— Только не бей меня больше, — усмехнулся краем губы.
— Если не будете тянуть руки…
— Ты — веселая.
— Приходится быть, — я нехотя пошла к выходу, не стану же я тут оставаться.
Хотя, наверху скучновато и можно было бы немного поговорить, но это уже будет выглядеть так, будто я сама хочу тут быть.