Босс, я, кажется, рожаю!
Шрифт:
Перекинувшись парой «ласковых» с Козловым по смс, я поехал к Мие. Меня бесило то, что жена о каждом моем шаге докладывала отцу! Со злости пару раз треснул руками по рулю и чуть не пропустил красный сигнал светофора.
Я ведь стремился сделать все возможное, чтобы оградить семью от влияния этого урода. Может, наши отношения с женой и не были романтичными, и мы не любили друг друга, но я не собирался оставлять с ним своих детей! Если бы я не женился на Снежане, то она бы просто осталась жить у него, учитывая, какое влияние он на нее имеет, и тогда дети попали бы под гнет этого чудовища. Если бы вообще родились, потому что, судя по угрозам этого куска дерьма, он вполне был способен искалечить жизнь и собственной дочери, и внукам. Я нихрена не хотел подобного! Жаль, Дамир это не понимает! Хотя, он же не знает Козлова так близко, как пришлось узнать его мне.
Неужели Снежана сама не в курсе, какой гнилой ее отец? Почему тянется к нему, доверяет? Создавалось впечатление, что только у меня есть глаза.
После того, как обнаружилась беременность его дочери, он неоднократно угрожал мне, хотя я не собирался бросать Снежану и оставлять одну, как бы тошно мне ни было. Насколько много Козлов знает о моей жизни выяснилось тогда, когда он прислал мне в офис пакет с фотографиями: наш секс с Мией; дом, где живет Мия; Дамир работает в мастерской; мои передвижения по городу. Этот больной ублюдок следил за мной и близкими мне людьми! Я знал, чего он хочет, догадывался - пакет акций в моей компании.
Но дело в том, что у нас держать пакет акций мог только член семьи. Это было заведено еще моим отцом, и менять я подобную систему не собирался. Он держал акции со своими братьями, а я со своим. Правда у меня было 75%, а у Дамира 25%. Брат почти с самого начала отказался от половины своих акций в мою пользу, чтобы у меня оказался контрольный пакет. Ему это дело было неинтересно, а вот я посвятил ему жизнь. Я скупал обанкротившиеся предприятия и распродавал их под более перспективные бизнес-проекты.
Вот Козлов и рвался ко мне в тести, чтобы стать частью семьи, получить бешеный процент акций задаром и иметь огромную прибыль с компании. Накой ему сдалось все это и почему дошло до угроз, я нарыть так и не смог. Сначала я решил, что он банкрот, но тогда сведения о долгах быстро всплыли бы в тех кругах, где я обитаю.
Теперь ко всем прочим страхам, прибавился страх за сына. Знает ли Козлов о нем? Что если он попытается как-то навредить малышу? Скорее бы были готовы результаты ДНК. Я бы ему в рожу их засунул в случае чего. Но, к сожалению, Козлов мог и тут пронюхать. У меня не было и части связей, которые имел он. Если бы мне в руки попало хоть что-то, чем можно прижать эту мразь, я бы воспользовался этой информацией незамедлительно...
Возможно, у меня появится некоторое преимущество, когда я буду общаться с Козловым в качестве Дамира...
Наконец, добравшись до больницы, я вышел из автомобиля, захватив документы, продукты и вещи для малыша. Витю увидеть не терпелось. Мне было все еще непривычно думать о себе, как об отце. Вот странно, что пока ничего похожего к близнецам, которых носила Снежана, я не испытывал. Наверное, когда они родятся - буду. Конечно, я любил их и ждал, но чувства к Вите были какими-то... особенными... реальными.
Первым делом решил зайти в реанимацию и с удивлением обнаружил, что мой сын лежит на плененальном столике. Крохотный, наверное, меньше моего предплечья, и пока не ясно на кого похожий. Медсестра, меняющая ему подгузник, встретила меня нахмуренными бровями и скривившимся ртом. Раньше я эту мадам не видел.
– Папусик?
– гаркнула женщина.
– Памперсы принесли? Салфетки? Детский крем? Носочки?
Я поднял вверх пакет.
– Все здесь.
Женщина кивнула, высокомерно сжав губы, и ткнула наманекюренным пальцем мне за спину.
– На тот стол положите. Подписать пакет догадались, я надеюсь? А то приходят к нам некоторые... без царя в башне...
Честно говоря, пакет подписать я не подумал, но говорить об этом столь страшной и нервной женщине не собирался, потому что просто не хотел портить себе настроение перед общением с сыном. Хорошо, что ручку взял. Достав ее из конверта с документами, где как раз лежало свидетельство, я быстро начиркал на пакете фамилию "Кирсанов". Потом тряхнул головой и перечеркнул ее. Мия дала сыну мое отчество, но свою фамилию, так что больно я размечтался, именовав Витю Кирсановым. Он пока что Тополев.
– Руслан?
Ее голос услышать я никак не ожидал! Она не должна была обнаружить меня здесь. Это не входило в мои планы! Мия ошарашенно посмотрела на меня, стоя в дверях, когда я обернулся. В халате и тапочках, с пучком на голове она была по-особенному теплая и домашняя, хоть мы и находились сейчас в больнице. Невольно представил, как вот в таком виде она будет сидеть в моем доме у камина и открывать подарки на Новый год вместе с подросшим Витей. Чертово воображение!
Медсестра быстро отреагировала на столпотворение.
– Вам что тут? Проходной двор? Это палата интенсивной терапии, вообще-то! Здесь определенные условия соблюдаются для детей. Так что оставили необходимое и вышли немедленно. Если вы родители Тополева (она подняла Витю на руки, осторожно придерживая головку), то сообщаю, что он чувствует себя прекрасно.
Мы с Мией вдвоем уставились на нашего ребенка, закутанного в светло-голубую пеленку.
– А теперь ему нужно поесть. Мамочка, вы молоко принесли?
– А? Дда...совсем растерялась, - отчего-то покраснев, Мия прошла в палату и протянула медсестре пузырек с молочком.
– Вы его сами покормите, пожалуйста, а я выйду поговорить...
– Идите-идите, мы справимся, - медсестра незамедлительно приступила к выполнению своих обязанностей, быстро потеряв к нам интерес. Я бы хотел попробовать покормить ребенка сам, но понимал, что при Мие делать этого не стоит. Такой поступок вызовет слишком много вопросов у нее и подозрений. А этого допустить никак было нельзя.
Пройдя мимо меня, Мия вышла обратно в коридор, а я поплелся за ней…
********
– Что вы...ты здесь делаешь?
Мия устало прислонилась к дверям, ведущим в отделение. Я встал напротив, нервно сминая свидетельство в руках. Мне все еще трудно было поверить, что она стала матерью моего сына. Такая недосягаемая, и в то же время...моя по-настоящему единственная. Скрывать собственные чувства от нее было невероятно сложно, особенно когда она смотрела так искренне и уязвимо, будто одно мое слово было способно разрушить целый ее мир. Я не хотел столько для нее значить, не заслуживал. И не хотел давать ложную надежду. Вдруг мы никогда не сможем быть вместе. Унижать ее ролью любовницы я не намеревался.